На острове Колибрия
Шрифт:
Он посмотрел на американцев с тем небрежным ораторским видом, с каким он привык ликвидировать с правительственных скамей разные неудобные вопросы, задаваемые Тонжеровым и оппозицией:
– Все мои люди солидные, и никто из нас не станет болтать. Отлично. Эта бумага, как я готов признать, есть свидетельство о браке – или должным образом заверенная его копия – Эльги Хольберг, девицы и мещанки из прихода Ост-Вааген на острове Борге в Норвегии, дочери Кнута и Асты Хольберг, также из Ост-Ваагена, с Павлом Миклошем, графом Иваници, сыном Константина и Софии Миклош, – короче говоря, хотя это и не указано здесь, – покойных герцога и герцогини Водена. Другими словами, господа, оно доказывает, что под именем графа Иваници его величество вступил в брак во время пребывания его покойных родителей в изгнании. Все это я готов признать. Тем не менее, оказывается, что эта бедная дама…
Неужели он собирался сообщить о смерти женщины? Американский представитель решил вмешаться.
– Одну минуту, барон, – сказал Доббинс. – Так как вы… гм… пригласили меня остаться и так как мой секретарь был замешан в этом деле, именно будучи моим секретарем, то я считаю себя в праве высказать некоторое предположение. Я имею сведения, что эта дама сейчас находится в комнате над нашими головами. Я предлагаю, чтобы она присутствовала при обсуждении вопроса, столь близко ее касающегося.
– Дорогой сэр! Эта женщина…
– Я узнал это, – Доббинс не упомянул о том, что он узнал это косвенно, – от доктора фон Удгеста.
– Значит, он был-таки предателем! – Рука короля смяла верительные грамоты Доббинса. – Впрочем, я не потерплю этого вмешательства!
– Ваше величество!
Барон отвел короля в сторону и, после обмена произнесенных шепотом фраз, добился от него утвердительного кивка головы, сопровождаемого обычной кислой усмешкой.
– Его величество, – объявил Раслов, – решил благосклонно взглянуть на незнание его посетителем некоторых правил и даже просветить его. Эту даму необходимо было задержать, потому что господин Тонжеров и его республиканцы не погнушались бы каким угодно грязным предлогом, чтобы поднять скандал. Но мы здесь все люди чести. Пусть она войдет.
Норвежка явилась. Недавние сторожа Билли вскоре ввели ее, пылающую разгневанной красотой, причем ее негодование было направлено отнюдь не на самый факт ее ареста. Ее синие глаза метали молнии. Король не смотрел на нее, она же в упор смотрела на короля.
– Мадам, – сказал барон, – господа, несколько слов все объяснят. Мы признали брак, заключенный между его величеством и Эльгой Хольберг. Но я подчеркиваю, что все это не имеет значения. Без особого парламентского акта, какового в настоящем случае не было, брак принца королевской крови с нетитулованным лицом не имеет законной силы. Как доказывает само удостоверение, этот брак был тем, что закон называет морганатическим браком.
Эльга Хольберг вскрикнула.
Король стиснул за спиной руки и начал быстро шагать по комнате.
– Какое мне дело, – возмущалась норвежка, – морганатический он или нет? Какое…
Раслов улыбался.
Билли начал трясти Загоса:
– Это правда?
– Без сомнения… Но я не думаю, чтобы это повлияло на принцессу, – заявил Загос – Если бы нам только сказать ей слово…
Билли бросился к окну, выходившему в розовый сад. Из комнаты принцессы не было видно, но Билли далеко высунулся из окна.
Принцесса Ариадна стояла, опираясь рукой на солнечные часы. Тут же находились свидетели ее подписи. В двух шагах от них краснощекий юрист складывал только что подписанную бумагу. Билли увидел также женщину, на которую, очевидно, была возложена особая охрана принцессы: старую крестьянку Ксению По-лоц, которую Копперсвейт видел в театре в королевской ложе.
Билли перекинул одну ногу через подоконник.
– Верните этого сумасшедшего! – приказал король Павел.
– Билли, – закричал Доббинс, – когда ты научишься не вмешиваться в мои дела?
Билли заставили спрыгнуть назад в комнату, но принцесса уже увидела его. Он вернулся, бормоча что-то дерзкое о том, что дела лучше слов.
Король снова зашагал по сводчатой комнате. Норвежка следила за ним из глубокого резного кресла и нервными пальцами мяла платок. Ее большие глаза были полны укора и тоски. Митрополит все еще держал документ в холеной, но твердой руке. Доббинс продолжал спорить с бароном таким тоном, точно обсуждался чисто академический вопрос:
– Но насколько я понял вас, барон, он женился не в качестве члена королевского дома. Он путешествовал под одним из своих более скромных титулов и, как носитель такого титула, он мог вступить в обязывающий союз с мещанкой.
Митрополит перешел в восточный угол комнаты и начал молиться перед иконой.
– Мистер Доббинс! – терпеливо ответил барон Раслов. – Вполне естественно, что вы, гражданин республики, – даже такой великой республики, как ваша, – не понимаете таких вещей. Однако, к счастью, в замке находится граф Башко, государственный канцлер королевства и высший в нашей стране авторитет по юридическим вопросам. Вероятно, он теперь в саду, где изволит находиться ее высочество. Если вы не согласны с моим мнением по этому вопросу, вы можете выслушать его. Как я уже сказал, только по особому акту парламента и после торжественного отречения принца от своих прав наследника такой брак мог бы иметь силу.
– Я не хотел бы отнимать время у канцлера. Я только не понимаю…
Король перестал шагать. Его усмешка превратилась в гримасу.
– Время для непонимания прошло, – сказал он. – Довольно разговоров. Барон превышает свои полномочия. Мой брак с этой женщиной вовсе не был браком. Моим единственным настоящим браком будет тот, в который я вступлю с ее высочеством принцессой Ариадной с благословения его преосвященства.
Митрополит, склоненный перед иконой, трижды медленно перекрестился и подошел к королю.
– Ваше величество! – тихо сказал он. – Что бы ни говорил гражданский закон, для церкви каждый человек существует как таковой, а брак есть брак. Вот ваша жена. Пока она жива и не разведена по всем канонам веры невозможно ни мне, ни какому-либо иному пастырю православной церкви обвенчать ваше величество с принцессой.
Тихий голос умолк. В комнате башни водворилась на миг та тишина, которая является обычной данью неожиданному.
Первым пришел в себя барон, который спокойно выпроводил из комнаты бывших сторожей Билли.