На острове вулканов
Шрифт:
– Ну и не ходи, – сказала я.
– А тебя вообще не спрашивают, – обиделся Гриша, выскочил из-за стола, прыгнул на большой серый диван и зарылся под подушки.
– Гришка у нас как вулканический хлеб, – пошутила мама. – Спрятался под землю и кипит там.
– У-у-у-уа-а-а! – раздалось из-под подушек.
Видимо, «хлеб» начал печься.
– Давайте составим план? – предложил папа.
Я обрадовалась. Обожаю планы, списки, когда можно всё заранее продумать, а потом действовать по схеме. Я вытащила из рюкзака ручку и блокнот, готовая записывать.
– У меня
– Зоопарк!
– «Голубая лагуна»!
Мы с Гришей закричали одновременно. Папа нахмурился:
– Я же сказал, что купаться…
– Ладно-ладно, я понял!
– Ну раз понял, то и собирайся! – сказал ему строго папа.
А я встала из-за стола, не дожидаясь, пока папа скажет это мне. Я же взрослая. И так понимаю, что надо собираться. Мне стало интересно: мы будем с Гришей ругаться и ссориться? Ведь с нами папа, а он строгий, любит порядок. Наверное, не получится.
Я оделась раньше всех, и, пока Гриша со стоном искал свои носки, спорил с мамой, надевать ему куртку или нет («Там солнце!» – кричал он. «Зимой тоже солнце!» – сердилась мама), я рассматривала нашу квартиру. Она оказалась совсем не похожа на ту, что мы снимали в Риге. У плотника Илмарса вся квартира была заставлена разными деревянными сундуками и шкафчиками, на стенах висели картины, в серванте стояла старинная посуда. А эта квартира была совсем другой! Она просторная, стены у неё серые, как каменные, а мебели почти нет. Только чёрный стол, тёмно-серый диван, сизые, как крылья голубей, шкафчики на кухне и две огромные кровати, тоже чёрные. На одной спят родители, на другой – мы. А, ну ещё шкафы для вещей. Только они в стену встроены, так-то их и не заметишь. В общем, пустынно, как на морском берегу.
А папа сказал, ему такой стиль очень нравится. Минимализм. «Когда вещей мало, то за ними следить легче», – добавил он.
– Это неправда, – простонал Гриша. – У меня всего одни кроссовки, но я не могу их найти!
Я попробовала «следить за вещами» и вдруг заметила, что возле одного шкафа что-то лежит. Это был плоский серый камень.
– Гришка! – прошептала я, указывая на камень. – Вон, смотри!
– Это тролль, – обрадовался Гриша. – Сейчас день, вот он и превратился в камень. Привет, тролль! Как дела?
Тролль нам не ответил, но зато, когда Гриша распахнул шкаф рядом с ним, чтобы спрятать его в темноту и там оживить, в шкафу нашлись Гришины кроссовки.
– Волшебство начинается! – провозгласила мама.
– А, камень дверцу шкафа подпирает, – сообразил папа. – Она ведь захлопывается, потому что…
Но мама замахала на него руками, чтобы не рушил будничными объяснениями волшебство, и потащила нас на улицу.
Глава 4
Волшебство и то, что ему мешает
Исландский язык – очень сложный. Вот, например, если приезжает человек в Рейкьявик, ему советуют: «Сходи на смотровую площадку в церкви». А дальше говорят название церкви. А оно такое: «Хатльгримскиркья»!
Бамс! И стоишь, придавленный названием. А потом добираешься до этой церкви, и она тебя бах! – ещё больше придавливает. Потому что она огро-о-о-омная. Высоченная. И похожа на гигантскую скалу. Или на извержение вулкана. В общем, на что-то огромное, серое и бесконечное. Я даже не смогла голову задрать, чтобы самый верх увидеть. Пришлось сесть на лавочку, а то голова кружилась.
Мы вошли внутрь. Билеты продавал очень весёлый дяденька, он всё время что-то забавное приговаривал, отчего каждый, кто покупал у него билеты, улыбался. А рядом с ним сидел другой, похожий на него, но помладше. У него был странный взгляд, и голова была свёрнута набок, он внимательно всех рассматривал сквозь очки с толстыми линзами и ничего не продавал. Рот его был полураскрыт, правая рука прижата к телу, а левая – засунута в карман джинсов.
– Смотри, – ткнул меня Гриша в бок. – Это, наверное, старший брат взял на работу младшего, чтобы ему дома не скучать, и нас всех ему показывает.
Внутри церкви было пустовато, как в гигантской пещере, только скамейки по обеим сторонам у прохода. Мама уже рассказывала нам про протестантов, в Риге мы видели такую церковь. Вот и тут почти не нашлось икон – всего две штуки, зато были большие окна и такой высокий потолок, что, казалось, под ним можно летать на самолёте. Ну или на вертолёте, маленьком таком, игрушечном. Чайки точно могли бы свободно реять над нашими головами внутри собора.
Наверное, столько места нужно для того, чтобы душа человека могла полетать внутри церкви во время службы, пообщаться с другими душами, поспрашивать, как у них дела, и снова нырнуть в прохладный воздух, отдохнуть от тела, где ей, может быть, тесновато (особенно когда мы носим куртки). Интересно, а танцевать душа умеет?
Я представила себе, что души людей похожи на чаек, которые витают под потолком. Вот они сделали один круг, другой, а потом зазвучала музыка, и они стали танцевать что-то красивое. Например, менуэт.
Откуда эта музыка? Я огляделась. За моей спиной стоял огромный орган, его фотографировали туристы. Но на нём никто не играл.
Просто он был такой красивый и внушительный, что при взгляде на него внутри человека начинала звучать музыка.
Папа сел и стал молча осматриваться. Потом он прикрыл глаза, совсем как мама возле трапа, когда вдыхала океанский воздух. Может, папа тоже слышал молчаливую музыку органа, а может, наблюдал за чаячьим менуэтом.
Гришка попытался дотянуться сначала до органа, потом до статуи, потом до деревянного резного балкончика, на котором должен стоять священник во время проповеди, но, когда мама шикнула на него три раза, плюхнулся рядом с папой и стал что-то спрашивать. А я отправилась фотографировать необычную икону, она была как будто из витражей. Мне хотелось показать фотографии моей школьной учительнице по истории искусств.