На отмелях
Шрифт:
— Одну минуту, — тихо сказал д'Алькасер, невольно улыбаясь при виде волнения миссис Треверс, — Прежде чем вы начнете говорить, позвольте мне задать вам один вопрос. Сами-то вы приняли решение или нет?
Глаза миссис Треверс широко раскрылись. «Она, может быть, рассердилась?» — спрашивал себя д'Алькасер. После небольшой паузы, дышавшей, казалось, взаимным недоверием, д'Алькасер проговорил:
— Может быть, мне не надо было спрашивать вас об этом?
И Лингард услышал слова миссис Треверс:
— О нет, я не боюсь ответить.
После этого беседа
— Капитан Лингард!
Лингард направился к говорившим. Голова мистера Треверса сейчас же повернулась обратно и заняла свое прежнее положение.
— Миссис Треверс сообщила мне, что мы должны быть снова выданы маврам, — начал он серьезно и дружелюбно.
— Да, другого исхода нет, — отвечал Лингард.
— Признаюсь, я немного удивлен, — сказал д'Алькасер; но, если не считать немного ускоренной речи, ничто не указывало в нем на малейшее волнение.
— Мне приходится заботиться о моем добром имени, — сказал Лингард, тоже очень спокойно. Возле него миссис Треверс, полузакрыв глаза, бесстрастно слушала, словно предводительствующий гений.
— Я этого нисколько не оспариваю, — согласился д'Алькасер, — Вопросы чести вообще не подлежат обсуждению. Но есть ведь еще и такая вещь, как человечность. Быть выданными, и притом совершенно беспомощными…
— Может быть, — перебил Лингард. — Но вы не должны считать свое положение безнадежным. Я не имею права жертвовать ради вас своей жизнью. Моя жизнь не принадлежит мне. Миссис Треверс это знает.
— Это тоже вопрос чести?
— Не знаю, как назвать, но данное обещание надо исполнять.
— От человека нельзя требовать невозможного, — заметил д'Алькасер.
— Невозможного? Но я не знаю, есть ли вообще невозможное. Во всяком случае, я не люблю говорить о невозможностях и прятаться за ними. Да, кроме того, ведь не я вас сюда привел.
Д'Алькасер опустил голову.
— Я кончил, — серьезно сказал он. — Больше мне добавить нечего. Надеюсь, вы не считаете меня слишком большим трусом.
— Да и, кроме того, это лучшее, что можно сделать, — вмешалась вдруг миссис Треверс. В ней шевелились только губы, она даже не поднимала глаз, — Это единственно возможная политика. Вы верите мне, мистер д'Алькасер?
Д'Алькасер слегка кивнул головой.
— В таком случае, мистер д'Алькасер, — сказала миссис Треверс, — я надеюсь, что вы как-нибудь уладите все это и предупредите неприятную сцену. Но может быть, вы думаете, что это должна бы сделать я…
— Нет, нет, я этого не думаю, — перебил д'Алькасер. — Это невозможно.
— Я тоже боюсь, что это было бы невозможно, — нервно сказала она.
Д'Алькасер поднял руку, словно прося ее более ничего не говорить, и сейчас же перешел на ту сторону «клетки», где находился мистер Треверс. Он хотел не дать себе времени думать о своей задаче. Мистер Треверс сидел на походной кровати, набросив на ноги легкое одеяло. Его взгляд, бессмысленно устремленный в пустоту, выражал, казалось, последнюю степень ужаса, и у д'Алькасера невольно замерло сердце. «Это ужасно», — подумал он. Мистер Треверс сидел, как притаившийся заяц.
Д'Алькасеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы слегка тронуть мистера Треверса за плечо.
— Наступила минута выказать некоторую твердость, Треверс, — сказал он ласково.
Мистер Треверс быстро взглянул на него.
— Я только что говорил с вашей женой, которая сообщила мне то, что передал ей Лингард относительно нас с вами. Единственно, что нам остается, это, по возможности, не потерять достоинства. Я думаю, что, в случае необходимости, мы оба сумеем умереть.
Последовала минута глубокого молчания; глядя на обращенное к нему лицо мистера Треверса, д'Алькасер невольно задал себе вопрос, у кого из них сейчас наиболее окаменелое выражение. Вдруг на каменной маске его собеседника заиграла улыбка, чего д'Алькасер ожидал менее всего. Несомненно, улыбка, и даже слегка презрительная.
— Моя жена, наверное, опять начиняла вашу голову всяким вздором, — заговорил мистер Треверс голосом, удивившим д'Алькасера не меньше, чем улыбка, голосом, в котором не было ни гнева, ни раздражения, но чувствовался отгенок снисходительности, — Дорогой д'Алькасер, она так увлеклась своей причудой, что способна наговорить все что угодно. Шарлатаны, медиумы, предсказатели и вообще всякого рода надуватели имеют странное влияние на женщин. Вы сами это замечали. Я говорил с ней перед обедом. Влияние, которое приобрел над ней этот бандит, прямо непостижимо. Я думаю, что и сам он наполовину сумасшедший. Это ведь часто бывает с бандитами. Я вообще перестал с ней спорить. Что вы хотите мне сообщить? Но предупреждаю вас, я отнюдь не намерен принимать ваших сообщений всерьез.
Он быстрым жестом скинул одеяло, свесил ноги на пол и начал застегивать пиджак. Послышавшийся за их спиной тихий шум дал понять д'Алькасеру, что миссис Треверс и Лингард уходят из «клетки», тем не менее он довел свою речь до конца и с тревогой ждал ответа.
— Смотрите, она ушла с ним на палубу, — были первые слова мистера Треверса. — Надеюсь, вы сами теперь видите, что это просто дурацкая причуда. Посмотрите на один ее костюм. Она просто потеряла голову. К счастью, в обществе об этом не узнают. Но представьте себе, что-либо подобное случилось бы в Англии, — это было бы чрезвычайно неудобно… Да, я, конечно, пойду. Я пойду куда угодно. Я не в силах выносить эту шхуну, этих людей, эту чертову «клетку». Я думаю, я заболел бы, если бы мне пришлось оставаться тут.
Около трапа бесстрастный голос Иоргенсона произнес:
— Лодка дожидается уже целый час, Король Том.
— Итак, превратим необходимость в добродетель и пойдем, — сказал д'Алькасер, готовясь взять под руку мистера Треверс, которого он совсем перестал понимать.
— Я боюсь, д'Алькасер, что и вы тоже не проявляете достаточной трезвости, — отозвался мистер Треверс. — Я возьму с собой вот это одеяло.
Он поспешно перекинул одеяло на плечо и пошел вслед за д'Алькасером.