На пасеке
Шрифт:
Ох! Я бы не советовал, муха, вам туда проникать!
Не люблю непогоду
К вечеру в дальнем углу неба появилась зловещая чернота и синь. Загромыхало, словно там, наверху, кто-то передвигал с места на место столы и диваны. На полчаса жара стала нестерпимой. Деревья, цветы и вся гольяновская округа замерли в ожидании дождя. Только пчёлы неустанно летали за взятком.
Наконец туча затопила небеса, солнце пропало, и нам показалось, что стало темно. Прошла минута. С шипеньем, треском
Потом гроза ушла куда-то за лес, стала нестрашной. Правда, ливень остался, но это уж было ничего. Танька в одних трусишках топала по лужам:
— Дождик-дождик, посильней! Разгони моих гусей! Мои гуси до-ма, не боятся гро-ма!
А лужи были — на редкость: чистейшие, с зелёным травяным дном. И, наверное, теплым-теплы. У меня душа заныла, с такою завистью и грустью мне думалось о том, что я давно взрослый и никогда уж не смогу больше выскочить так вот на чудесный июльский ливень — не положено! Я принуждён стоять здесь, на застеклённой террасе, среди умных и скучных взрослых… «Мои гуси дома, не боятся грома!..» Н-да…
— Её-то гуси ничего не боятся, а вот мои!.. — сказал Володя, нахмурившись.
Я давно замечал: пчеловоды не любят грозы, дождя и вообще всякой непогоды. Саня покачал головой: «Мухи у нас сегодня погибло — пропасть!» Муха на их языке значит пчела.
И Саня, конечно, был прав: застигнутые в лесу, в полях, под бомбами дождя пчёлы гибнут тысячами.
Такой добрый ливень!
Такой недобрый ливень!..
Ограбить хотели!
Володя, Лена, а с ними, конечно, и Татьяна на несколько дней уехали в город. Мы остались на пасеке вдвоём.
На ночь я уходил в дом, а Саня спал в беседке, на широченном тюфяке, набитом сеном. И около Сани спало ружьишко заряжённое крупной солью.
— Мало ли какой медведь забурится, — говорил Саня неопределённо.
Однако никаких медведей не «забуривалось».
Но вот на третью ночь, как уехал Володя, я проснулся от хлестнувшего по ушам моим выстрела. Мне даже приснилось, будто я увидел огонь, вылетевший из дула.
Я выскочил на улицу как был, в одних трусах.
— Стой! — кричал кому-то Саня. — Стой, гад!
— Сашка, я здесь! — крикнул я и побежал в темноту, думая только о том, чтоб не налететь на какой-нибудь улей.
Я пробежал пасеку, оказался в березняке. Тут послышался рёв работающего на пределе сил мотора. И я увидел быстро улетавшие красные огоньки машины. В берёзах в эту секунду кто-то мелькнул.
— Стой! — крикнул я отчаянно. — Стреляю без предупреждения.
— Стреляй! — ответил сердито Саня. Это был он. Мы вернулись на пасеку, зубы наши клацали — то ли от холодной росы, то ли от нервной ночной беготни.
— Я знаю, кто это был. — Саня стучал кулаком об кулак. — А доказательств нету.
— А чего он хотел-то?
— Ульи стащить. Ну я ему тоже устрою. Ладно, давай сейчас на боковую. А завтра кое-что соорудим.
Колька Смолин
Уснул я удивительно быстро и спал как убитый, а когда проснулся, Саня был уже на ногах.
— Иди полюбуйся! — крикнул он мне.
Собственно любоваться было особенно нечем: около одного из ульев стояла тарелка. И пчёлы исправно курсировали между этой тарелкой и летком своего дома.
— Ты чего им тут, мёдом намазал? — пошутил я.
— Зачем мёдом — сахаром, — усмехнулся Саня. — Это сладкий сироп.
— А для чего?
— Понюхай внимательно, узнаешь.
Я надел пчеляцкую шляпу с сеткой, наклонился и стал «внимательно нюхать».
— Ну? — спросил Саня. — Чуешь?
— Погоди… вроде бензином припахивает?
— Точно!
— А зачем, зачем?
— Пчёлок тренирую. Ночью это знаешь кто был? Колька Смолин — я его узнал! По машине.
— Ну а при чём здесь?..
— Колька шофёр. От него всегда бензином пахнет. Вот я пчёлок и тренирую на его запах.
— Ну и что будет-то?
— Увидишь! — Саня сел на велосипед и куда-то укатил, крикнув: — Дом остаётся на тебя, имей в виду!
Сироп по-прежнему пользовался большим успехом. Вообще говоря, я знал, что пасечники тренируют пчёл на определённый запах. Например, нужно опылить красный клевер. Пчела сама по себе на него не сядет. У клевера нектар спрятан слишком глубоко, пчелиный хоботок до него не дотягивается. Тогда пчеловоды делают сироп и крошат туда цветки клевера. Пчела привыкает к запаху. Назавтра сироп убирают. А пчёлы летают по клеверному полю, садятся на цветки — в общем, ищут сироп. И пусть мёду в ульях не прибавится, зато клевер даст хороший урожай семян.
Однако что же придумал Саня? Лёгок на помине, он скоро прикатил, очень довольный собою.
— Звонил в контору, наврал, что надо приехать, мёд забрать.
— Да ты что, Сань?!
— Совсем не понимаешь! — засмеялся Саня. — Завтра
Смолин Колька на своём драндулете приедет. Мы его на пасеку… Соображаешь?!
— А если не Смолин?
— Смолин! — сказал Саня уверенно. — Больше некому! — Потом призадумался и сказал: — Ну, риск, конечно, есть.
Назавтра, не успели мы толком позавтракать, послышалось фырчание машины, потом: «Би-биии!..»
Колька Смолин оказался не смоляной, не чёрный то есть. Он был светло-русый, нос, обсыпанный крупными веснушками, лупился, глаза коричневые и хитро-ванские.
— Завтракал? — спросил Саня.
— Ничего, — ответил Колька, усаживаясь, — запас не тянет. — И стал густо намазывать маслом кусок хлеба.
— Вот, между прочим, корреспондент приехал, — сказал Саня. (Колька кивнул мне, не переставая жевать.) — Таких, как ты, субчиков в «Не проходите мимо»…
Я внимательно поглядел на Кольку, но это был артист что надо! Он спокойно доел свой бутерброд, допил чай. Потом сказал: