На пересдачу — с клыками!
Шрифт:
— Кажется, твой отец ещё не ложился спать, — прервала мои размышления подруга и кивком указала на гаражное окно.
— Скажу больше, он сегодня утром и не вставал, — я выдохнула, вспомнив гору из грязных чашек кофе, которую, проснувшись, обнаружила в раковине. — Он, когда работает, ничего и никого вокруг не замечает. Ни часов, ни людей, ни даже взрывов.
— Завидую тебе, — печально отозвалась Линк. — Спокойно можешь зайти в дом в любом часу, и тебя не будут отчитывать, как школьницу.
Да, мистер Фортсмуд, отец Ли, был по национальности прапорщиком. И
— Сочувствую, — печально отозвалась я и предложила: — Можешь позвонить и сказать, что осталась у меня ночевать…
— Нет уж! — решительно произнесла подруга. — Лучше выслушать все сейчас, пока папа хоть и злой, но зато сонный. С утра же он будет бодр, полон сил и нерастраченной ярости… И вся его кипучая энергия уйдет на меня. Нет уж, спасибо!
— Тогда желаю, чтобы все побыстрее закончилось.
И я вышла из машины.
Чабиль заурчал мотором, уезжая. А я направилась к крыльцу. Повернула ключ в замке, открывая дверь. Прихожая встретила меня нерасплесканным густым мраком. Я сняла обувь и не успела сделать первый шаг, как тихо взвыла и в oчередной раз уверилась: основная роль мизинца в человеческом организме — это убедиться, что все углы в доме при выключении света остаются на своих местах, а не разбегаются в разные стороны.
Заскакала на одной ноге, держа ушибленную на весу, натолкнулась на какую-то здоровенную коробку и, потеряв равновесие, упала.
Грохот вышел знатный. И я, лежа на полу и глядя в темноту потолка… засмеялась над собственной избирательной везучестью. Надо же: умудрилась сегодня со всеми этими оборотнями-поединками остаться целой, но стоило зайти в милый безопасный дом, как тут же, почти у порога, навернулась по полной.
Я хохотала и не могла остановиться. Ведь сдержать можно все: слезы, боль, отчаяние, ярость… Но, паразитство, смех, как и зевоту, невозможно сдержать ни при каких обстоятельствах!
Такой меня и застал папа. Он вернулся из гаража и щелкнул выключателем, узрев меня на полу рядом не с коробкой, как я подумала, а с аккумулятором от тягача.
— Дэй… Как ты? Не сильно ушиблась? — засыпал он меня вопросами, помогая подняться. Зато в сложившейся ситуации мой помятый вид оказался весьма органичен.
Убедившись, что со мной все в относительном порядке, отец уже хотел было вернуться в ремонтную, но был oстановлен вопросом:
— Пап, ты сегодня хотя бы завтракал?
И, увидев, как серьезно он задумался, поняла: нет. Совсем нет. И, не дожидаясь ответа, укоризненно добавила:
— Тогда пошли ужинать.
Порой мне казалось, что я не дочь выдающегося механика-инженера, мага пятого круга, Оливера Драккарти, а его сестра. Причем старшая. Потому как папа порой забывал о таких вот бытовых мелочах. Но зато отлично помнил все расчетные формулы, коэффициенты магического сопротивления, плотности, энергетический заряд чар разных стихий… Он жил своей работой, любил ее безмерно. И меня тоже. Причем меня — больше. И за эту его любовь я готова была простить папе все его недостатки.
— На ночь глядя есть нельзя. — Отец попытался под благовидным предлогом вернуться обратно в ремонтную.
— Тогда мы будем есть не глядя. — Я не дала сбить себя c пути истинного обогащения калoриям, или попросту насыщения.
Вот только пока я готовила пасту, папа, проявив несвойственную ему бдительность, поинтересовался:
— А где ты была, дочка? — произнеси он это другим, подозрительным, особым «нотационно-родительским» тоном, который практикуют в других семьях, и я бы замерла, насторожившись, замкнулась. Но в его голосе было лишь дружеское любопытство. Без осуждения. Как всегда.
Ну и я, как всегда, и рассказала все, без утайки.
Отец хмурился, но не осуждал. Лишь под конец сказал:
— Понял, если спросят, где ты была сегодня ночью, отвечу, что мы вместе смотрели фильм. До… — Он глянул на часы и закончил: — …трех утра.
— Пап, ты чудо. — И я обняла его.
Да, у меня не было мамы. Она oставила нас с отцом, когда мне исполнился месяц. И я даже не знала, кем она была. Версии отца могли меняться по нескольку раз на дню: от отважной полярницы до дочери банкира. Но имя папа никогда не называл. Хотя лично я подозревала, что родившая меня была просто брачной аферисткой.
И пусть с матерью мне не повезло, зато папа с лихвой заменил мне и ее, и всех дядей-теть, вместе взятых.
— Знаешь, — призналась я отцу, — больше никаких тусовок.
— Совсем? — Папа иронично изогнул бровь, видимо вспомнив себя в моем возрасте.
— Ну… разве что таких, где я бы просто лежала, ничегo не делала, а все вокруг только хвалили бы меня за это… — описала я для себя идеальный вариант вечеринки.
— Дочка, боюсь тебя огорчить, но такая тусовка называется похороны, — усмехнулся отец, с невозмутимым видом запихнув тарелки в раковину. Хотя до этого мне казалось: в мойку больше не влезет даже трубочка от коктейля.
— Кстати, о вечном. — Я ничуть не смутилась. — Вечно ты невыспавшийся. Дай своему организму хоть раз удивиться — ляг в постель не с рассветом. И вообще, отдохни как следует!
Папа скептически посмотрел за окно, где занималась заря. Но спать мы все же пошли. И я даже помню, как завела будильник на семь утра, чтобы не проспать. Скажу больше: он даже звонил, но если папиной суперспособностью было впихнуть невпихуемое, то моей — не услышать звука, перебудившего, наверное, полквартала. В общем, утро прошло под девизом: пунктуальность — мое второе ять… ять… ять… опять ничего не успеваю!