На плечах добра и зла
Шрифт:
— Опя-я-ять, — протянула она, секунду подумала и набрала номер. — Алло? Дочь, ты опять?
— Что именно? — раздался невинный голос с той стороны. — И, кстати, привет.
— Ты давно уже не подросток, не надо мне ничего доказывать. Что за скандал? Что за слухи?
— А, ты про это, — весело сказал голос. — Это не слухи. Я выхожу замуж за горнорудного короля.
— Дебош в ночном клубе «Дыра» — это что, помолвка?!
— Не было никакого дебоша. Просто повеселились. А что?
— Так, — сказала Церера придушенным
— К чему такая спешка?
— Желаю познакомиться с потенциальным зятем.
— Ладно, — невозмутимо сказала дочь. — Прилетай. Тебе понравится — он очень обеспеченный человек.
— Это его единственное достоинство? — процедила Церера.
— Чья бы корова мычала, — ехидно сказала дочь. — Сама за бизнесмена вышла, к нему переехала и ничего, нормально.
— Хорошо мычит тот, кто мычит последним, — веско ответила богиня. — Жди.
Она нажала «отбой», сунула мобильник в сумочку и задумалась.
* * *
Леший многолик: это одновременно и животное (медведь, волк, филин, заяц), и растение (сосна, ель, береза, дуб, осина), и человек, и ветер, и дух лесной. Может быть листом или грибом. На Русском Севере считали, что лешие делятся на лесовиков, боровиков и моховиков. Могут вредить людям, если те нарушают правила хозяина леса, а могут и помочь: на охоте, при выпасе скота или в сборе грибов.
Н. Н. Духовитый. «Нечисть у славянских народов», 1977.
* * *
Перед рассветом прошел дождь. Утро было теплым, ласковым, но уже чувствовалось: днем накатит жара. Солнечные лучи высушили траву и скамейку у дома. Пан сидел, зажмурившись и подставив лицо свету. Потом достал флейту сякухати и затянул тихую мелодию.
— Гхм.
Пан повернулся. У покосившейся калитки стоял старичок в замызганных штанах и рубашке, будто сшитой из картофельного мешка. Он держал ведро и две удочки. На ногах у старика красовались неожиданно блестящие сапоги.
Старичок проследил за взглядом Пана и кивнул:
— Колдовство, ядрить его в корень.
Приглашающе махнул, и Пан убрал флейту и поднялся. Идти было недалеко — до старого причала. Пан сел на мостки, не жалея костюма. Минут десять прошло в молчании.
— Как тут вообще, Петрович? — нарушил тишину Пан.
Старичок пожевал губами.
— Русалки шалят. А так ничего, спокойно.
Пан покивал.
— Редко наезжаешь, — укоризненно сказал старик. — Променял нас на городской люд.
— Да все как-то работа, — пожал плечами Пан.
— Знаю, какая работа у тебя. Зоя уж рассказывала. Хотя она и сама тут нечасто последнее время… Новенькую, говорят, нашла? Хороша новенькая-то?
— Хороша. Сегодня ведьмой станет.
Еще помолчали.
— Может, вернешься? — спросил Петрович. — Порядок тут нужен. А за ведьмами пусть Зоя следит.
Река была ровной, гладкой. Поплавки стояли на месте.
— Мутно мне здесь, — признался Пан. — Тошно. Сколько лет прошло, я уж все переменил, а как приеду — я все тот же.
Старичок покивал.
— Помню, помню, как ты в нас не верил, — он хихикнул и снова стал серьезным. — Ты б забыл ее, а? Всем хорошо бы стало. Простил бы. Ведь давно уж никого не осталось, только мы. А нам вместе держаться надо.
— Нечего мне прощать, — покачал головой Пан.
Петрович пригорюнился. Тут на причал выпрыгнула большая рыба, побилась о доски и одним прыжком нырнула в ведро. Над водой пролетел тихий смех.
— Издеваются, собаки драные, — сказал леший. — Ладно, на уху хватит.
Конечно, он сказал «собаки». Просто другими словами.
* * *
Я, разбуженная звяканьем посуды, не испытывала никакого желания вскакивать с утра пораньше. Мне снова снилась девушка. Что у нее там случилось с венками? Я полежала, вспоминая. В избушку зашел Пан, откашлялся. Зоя, судя по звукам, налила ему чаю, наверняка предложила меда и села рядом. А я лежала и слушала, о чем они говорят.
— Не звонила она больше?
Пан отрицательно помычал.
— Где у них битва будет — не сказала?
Молчание.
— Надеюсь, не здесь? — сварливо проговорила Зоя. В своей старушечьей ипостаси она всегда ворчала. — У нас тут дело, если ты не забыл.
— А я причем? — с вызовом сказал Пан. — Я, что ли, ее просил?
— Ты как раз очень при чем. Она тебя ревнует, вот и пошла на Иштар войной.
— Нет, — упрямо ответил Пан. — Это из-за наших общих трений. По поводу учениц и вообще…
— То есть раньше Цереру наши проблемы особенно не волновали, а тут вдруг бах — и война? — иронически сказала Зоя, звеня посудой.
— Ты же сама говорила, что она относится к проблеме несерьезно!
— Говорила, — неохотно признала Зоя. — Но так тоже нельзя. Невовремя. Нам надо ночь провести, а тут черт-те что. И у меня плохие предчувствия.
Пан встревоженно сказал:
— Я всегда верил твоим предчувствиям.
В ту же минуту зазвонил его телефон, и я проснулась окончательно. Набросив на себя одежду, я вышла к столу и посмотрела на Пана. Зоя тоже смотрела, очень пристально. Мед капал у нее с ложки на стол.
— Да, — сказал Пан. — И как теперь? Что?!
Я чуть не пролила чай мимо чашки.
— Постой, но я-то тут каким боком? Что значит «у меня гарем»?! — кипятился Пан. — У тебя самой, небось, гарем, вот и попроси кого-нибудь из твоих аполлонов, пусть они разбираются. Ах, женщина… Ладно, уймись. Уймись! Перезвоню.
Пан отложил мобильник и потер лицо. Зоя, глянув на меня, продолжила сверлить его взглядом.
— Короче, — глухо сказал Пан. — Церере надо срочно уехать. Она подняла старый свод законов: вызов просто так отменить нельзя; если поединок инициировала женщина, сражаться должна женщина. Такие дела.