На поле славы
Шрифт:
— Я хотела бы поскорее извиниться перед тем, кого я обидела!..
Старик взволнованно посмотрел на нее, но через мгновение, по-видимому, другая мысль пришла ему в голову, так как он потрепал ее по розовой щечке и сказал:
— Э! У тебя есть чем вознаградить его, так что и сам король не сумел бы лучше!..
А она, услышав это, опустила глаза и стояла перед ним прелестная и разрумянившаяся, как утренняя заря.
XXIII
Приготовления к отъезду шли быстро. Челядь была набрана из людей сильных и трезвых. Оружие, лошади, возы и карета были готовы. Не забыли также, по старому обычаю, захватить с собой борзых, которые во время похода бежали за возами, а в часы стоянок помогали охотиться за лисицами и зайцами. Обилие приготовлений и запасов удивляло панну Сенинскую, которая не предполагала, что военная экспедиция требует стольких забот и, подозревая, что все это делается, может быть, для ее безопасности, начала расспрашивать об этом пана Серафима.
А он, как человек благоразумный и опытный, ответил на ее вопросы так:
— Конечно, мы имеем в виду также и тебя, так как я думаю, что со стороны Мартьяна не обойдется без какого-нибудь насилия. Ты слыхала, что он собирает всяких забияк, сговаривается с ними и пьет. Ведь это был бы для нас позор, если бы позволили ему вырвать тебя из наших рук! Что будет, то будет, но хотя бы нам пришлось пасть один за другим, мы должны доставить тебя невредимой в Краков.
Девушка поцеловала ему руку, говоря, что она не стоит того, чтобы они подвергали из-за нее свою жизнь опасности, но он только махнул рукой.
— Иначе бы мы не посмели показаться людям на глаза, — проговорил он, — притом обстоятельства складываются так, что одно прекрасно согласуется с другим. Ведь мало отправиться в поход, надо еще обстоятельно приготовиться к нему. Ты удивляешься, что на каждого из нас приходится по три, по четыре лошади вместе с челядью, но ты должна знать, что лошадь на войне — это основа. Многие из них падают во время походов, при переправах через реки и болота и от разных происшествий. А потом что? Купишь второпях другую лошадь, обладающую различными недостатками, и она тебя подведет в самую критическую минуту! Хотя мой сын и Яцек Тачевский взяли с собой порядочных лошадей, но мы решили захватить и для них еще по одному коню, а ксендз Войновский, который не имеет себе равного знатока, дешево купил для Яцека такую турецкую лошадь у старого пана Подлодовского, что и сам гетман не постыдился бы на ней показаться.
— А которая же предназначена для вашего сына? — спросила девушка. Пан Циприанович посмотрел на нее, покачал головой, улыбнулся и сказал:
— Действительно, ксендз Войновский прав в том, что он говорит о женщинах. Хотя бы этот бесенок был даже самым лучшим, все-таки хитрость сидит в нем. Ты спрашиваешь, которая лошадь предназначена для моего сына? Так я тебе отвечу так: для Яцека приготовлена та темно-гнедая со стрелкой на лбу и белой паутиной на левой задней ноге.
— Вы дразните меня! — воскликнула девушка и, фыркнув на него, как котенок, повернулась на одном месте и исчезла.
Но в тот же самый день исчезли мякиш от хлеба и соль из солонки, а на другой день Лука Букоемский заметил весьма любопытную вещь. Возле колодца на дворе стоял темно-гнедой конь, уткнувшись носом в белые ручки панны Сенинской, а когда затем его уводили от колодца, он то и дело оглядывался, коротким, отрывистым ржанием выражая свою тоску по ней. Пан Лука не мог тут же спросить о причине такой дружбы, так как был сильно занят снаряжением телеги, но после полудня он подошел к девушке и, глядя на нее восторженными глазами, спросил:
— Заметили ли вы одну вещь?
— Какую? — спросила девушка.
— Что даже и скотина понимает, что такое лакомый кусочек?..
А она, забыв о том, что он видел ее утром, и, читая восторг в его глазах, изумленно подняла свои прелестные брови и спросила:
— Кого вы подразумеваете!
— Кого? — повторил Букоемский. — Да коня Яцека.
— Ах, коня…
С этими словами девушка расхохоталась и убежала к себе в комнату, а он остался, удивленный и несколько сконфуженный, не понимая, почему она убежала и откуда взялась у нее такая внезапная веселость.
Прошла еще неделя, и приготовления в путь были закончены. Но пан Циприанович не особенно торопился с отъездом. Он откладывал его со дня на день, поправлял различные мелочи, жаловался на жару и в конце концов впал даже в уныние.
Девушка с тоской ждала отъезда. Букоемские начинали терять терпение, а в конце концов и ксендз Войновский заявил, что дальнейшая задержка была бы только напрасной тратой времени.
Но пан Серафим ответил на все их поторапливания так:
— Я имею сведения, что его величества короля нет в Кракове и что он не скоро будет там. Между тем туда должны быть стянуты войска, но не все и неизвестно когда. Я велел Станиславу каждый месяц присылать мне нарочного с письмом и указанием, где находится их полк, куда направляется и под чьей командой. И вот прошло уже семь недель, как я не получаю никаких вестей. Я ожидаю каждую минуту письма и потому медлю, а кроме того, должен признаться, что я немного беспокоюсь. Вы, пожалуйста, не думайте, что мы непременно найдем их в Кракове. Ба! Вполне может случиться, что их там совсем не окажется.
— Как? — тревожно спросила панна Сенинская.
— Да потому что полки совсем не обязательно должны проходить через Краков. Где они стоят, оттуда прямо могут и отправиться, а где находится сейчас пан Збержховский — не знаю. Вдруг да его послали на силезскую границу или навстречу войскам великого гетмана, идущим со стороны Руси. Часто бывает, что полки перед войной перебрасываются с одного места на другое, хотя бы для того, чтобы приучить их к походам. В течение семи недель могли произойти различные перемены, и Станислав должен был уведомить меня о них. Но он этого не сделал, и поэтому я беспокоюсь, так как всем известно, что в обозах случаются различные приключения и поединки. Вдруг что-либо случилось. Но даже если бы и нет, ведь нужно же нам знать, где находится полк и откуда он отправится в поход.
Эти слова глубоко опечалили всех, но ксендз Войновский сказал:
— Ведь полк не булавка и не пуговица, которую трудно найти, если она оторвется от платья и упадет в траву. И вы не должны беспокоиться, ваша милость. В Кракове мы скорее узнаем о них, чем в Едлинке.
— Но мы можем разминуться с письмом.
— Так мы прикажем Вильчепольскому послать его вслед за нами. Вот и все. А тем временем мы придумаем в Кракове безопасное убежище для панны Сенинской, и, когда нужно будет тронуться в поход, наши головы будут совершенно свободны от забот.