На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник)
Шрифт:
– Еще бы! Наверное, в глазах потемнело.
– Весь мир померк. До конца дня я обдумывал случившееся, а утром отпросился на работе, сел в машину и приехал, чтобы сказать тебе…
Он замолчал, не в силах побороть охватившие его чувства.
– Сказать мне – что?
– Сказать: что бы ни случилось, это не должно отразиться на нашей дружбе.
– Разумеется, нет. Как тебе такое могло прийти в голову!
– Такие старые друзья.
– Старее не бывает.
– Мы подружились еще мальчишками.
– В итонской форме и с прыщами на физиономиях.
– Точно. Мы были
– Именно.
– Иногда обедать вместе, как прежде.
– Ну, разумеется.
– Играть в гольф по субботам, а иногда в сквош. А когда ты женишься и обзаведешься собственным домом, я стану время от времени заходить к вам выпить пару коктейлей.
– Да, пожалуйста.
– Непременно. Хотя мне потребуется нечеловеческое самообладание, чтобы сдержаться и не треснуть шейкером по башке эту тупорылую притворщицу миссис Бертрам Вустер, урожденную Уикем.
– Неужели обязательно называть ее тупорылой притворщицей?
– А ты что, можешь придумать что-нибудь позабористее? – спросил он с видом человека, готового обсудить любые разумные предложения. – Слышал когда-нибудь про Томаса Оттуэя?
– Не припоминаю. Это твой приятель?
– Драматург семнадцатого века. Он написал «Сироту». Так вот, в этой пьесе есть такие строки: «Какое зло на свете не совершалось женщиной? Кто предал Капитолий? Женщина. Кто погубил Марка Антония? Женщина. Кто стал причиной бесконечных войн, повергших в прах славную Трою? Женщина. Вероломная, коварная, все разрушающая женщина». Оттуэй знал, что говорил. Он взглянул на женщин под верным углом. Можно подумать, что он лично был знаком с Робертой Уикем.
На моем лице снова заиграла едва заметная улыбка. Все это меня ужасно забавляло.
– Знаешь, Селедка, может быть, я заблуждаюсь, но мне что-то подсказывает, что на данный момент ты не слишком высокого мнения о Бобби.
Он пожал плечами:
– Нет, отчего же. Не считая того, что мне хочется задушить ее собственными руками, а потом поплясать на останках в подбитых гвоздями сапогах, я к ней вполне равнодушен. Она предпочла тебя мне, и больше здесь разговаривать не о чем. Самое главное, чтобы наша с тобой дружба не пострадала.
– И ты проделал столь длинный путь лишь для того, чтобы в этом убедиться? – растроганно спросил я.
– Честно говоря, я надеялся, что мне удастся получить приглашение на ужин и отведать кулинарных изысков Анатоля прежде, чем я сниму комнату в «Безрогом быке» в Маркет-Снодсбери. Анатоль готовит все так же восхитительно?
– Лучше прежнего.
– Могу себе представить – все, наверное, так и тает во рту. Прошло два года с тех пор, как я имел счастье приобщиться к его шедеврам, а я до сих пор не могу забыть их вкус. Великий артист!
– Что и говорить! – воскликнул я и с удовольствием обнажил бы в знак уважения голову, не окажись я без шляпы.
– Как ты считаешь, есть у меня шанс напроситься на ужин?
– Разумеется, мой дорогой друг. В этом доме никогда не откажут нищему и убогому.
– Вот и чудесно. А после ужина я сделаю предложение Филлис Миллс.
– Что?
– Я знаю, что тебя смутило. Она родственница Обри Апджона, подумал ты про себя. Но, с другой стороны, Берти, разве это ее вина?
– Пожалеть, а не осуждать?
– Именно. Нужно шире смотреть на вещи. Она милая, славная девушка, не то что некоторые медноволосые Далилы, не буду уточнять, кого я имею в виду. Мне она очень нравится.
– Мне казалось, вы едва знакомы.
– Вовсе нет, в Швейцарии мы много времени проводили вместе. Мы с ней большие друзья.
Тут я понял, что пора наконец открыть миру благую весть.
– На твоем месте, Селедка, я не стал бы делать предложение Филлис Миллс. Бобби это может не понравиться.
– Но в этом-то весь смысл – показать этой змее, что на ней свет клином не сошелся, и, если ей я не нужен, кое-кто думает иначе. Чего это ты ухмыляешься во весь рот?
На самом деле на моем лице играла едва заметная улыбка, но я решил не цепляться к мелочам.
– Слушай, Селедка, – сказал я. – Я расскажу тебе одну занимательную историю.
Не знаю, доводилось ли вам когда-либо принимать «Желчегонную микстуру доктора Гордона» – «дает мгновенное облегчение при расстройствах печени, обладает чудодейственным лечебным эффектом и вызывает приятное ощущение теплоты внутри». Самому мне не доводилось, потому что состояние моей печени всегда держится на одном и том же, пусть и не лучшем, уровне, но я видел рекламный плакат. На нем изображен печеночный страдалец до и после приема микстуры, сначала с перекошенным лицом и ввалившимися глазами, кажется, он вот-вот прилюдно продемонстрирует все, что съел за обедом, потом – весь излучающий энергию, довольство и то, что французы называют bien etre [9] . Я это все к тому, что занимательная история, которую я рассказал Селедке, произвела на него такое же действие, как суточная доза для взрослых. Он тотчас воспрянул духом, он весь пришел в движение, он снова ощущал струение жизни под килем и хотя вряд ли прибавил несколько фунтов, как было обещано в рекламе, но мне показалось, что он на глазах расправляется, точно резиновый утенок, которого надувают, прежде чем пустить в ванну.
9
Хорошее самочувствие.
– Чтоб мне сдохнуть! – воскликнул он, когда я выложил карты на стол. – Да я теперь… я просто не знаю, что готов сделать!
– Не сомневаюсь.
– Господи, ну что за умница! Много ли найдется девушек, у которых так варит серое мозговое?
– Считанные экземпляры.
– Да, это то, что я называю спутница жизни! В смысле служения друг другу и сотрудничества. Ну и как, по-твоему, план уже действует?
– По-моему, пока все идет как по писаному. Прочитав объявление в «Таймс», Уикем-старшая забилась в истерике, а потом грохнулась в обморок.