На пороге ночи
Шрифт:
«Он как выходец с того света, – с болью в сердце думала она, – его присутствие в доме будет противоестественным».
Как ни абсурдна была эта мысль, выкинуть ее из головы Джудит не удавалось.
У Джудит было смутное предчувствие, что Робин все перевернет вверх дном, разожжет новое пламя в Джедеди, который в последнее время стал сдавать. А она-то, глупая, надеялась, что со временем неистовство старика сойдет на нет, как гаснет костер, если в него не подбрасывать хворост. Приезд Робина произведет обратное действие: он, подобно кочерге, разворошит тлеющие угли, заставив разбушеваться почти умерший огонь.
7
Робина поразил вид поместья: бесконечный забор из колючей проволоки окружал море покрытых шипами кустов ежевики, откуда доносилось нестройное жужжание роившихся в дружном соседстве мух, ос и пчел. От ворот к дому вела узкая дорожка, над которой, казалось, вот-вот сомкнутся челюсти растущего по обе стороны кустарника, так что пикап оставлял после себя сломанные или вырванные с корнем ветки. Ежевичные заросли представляли собой сплошной, словно спутанный лапой гигантского кота клубок растительности, где переплелись воедино древесное волокно, плоды и колючки, – нечто таинственное и вместе с тем сокровенное, непроницаемое. Девственный лес в миниатюре, сквозь который можно пробираться только по узеньким проходам, явно временного характера, готовым зарубцеваться в следующем же году под напором новой жизни. На одном конце этой короны из колючих кустов, посреди небольшой лужайки, которую пока щадила растительность, располагалась ферма.
В зданиях, построенных из дерева и камня и образующих букву «П», по сей день угадывались черты их предшественника – оборонительного сооружения, способного выстоять при набегах индейцев. Но строгий облик форта не произвел на Робина отталкивающего впечатления, скорее наоборот. Здесь он чувствовал себя лучше, чем в шумной и разнородной пестроте городского пейзажа. Дверь в одном из помещений, где находился сарай, была открыта, там на решетчатых лотках стояли сотни пустых банок.
В воздухе носилось невообразимое количество мух и ос, несомненно, привлеченных горячим сахаром. Робин не знал, что запах варенья пропитал даже доски деревянного пола в комнатах, и это при том, что еще не работала плита! Но сладостная атмосфера изнеженности, разлитый в воздухе аромат тонкого наслаждения слишком резко контрастировали с суровым обликом фермы.
«Совсем как в той сказке, – подумал он, – где колдунья заманивает детей в котел с помощью пряничных домиков».
Джудит выключила зажигание. Она нервничала, предвидя неприятный момент встречи Робина со стариком, но Джедеди нигде не было видно. Очевидно, он решил проигнорировать церемонию возвращения «блудного сына» под отчий кров. Каждый раз, когда его посещали мистические откровения, он уходил из дому и уединялся в своем «скиту» – будке стрелочника на давно заброшенной железнодорожной станции, тихо превращавшейся в руины неподалеку от фермы.
Джудит пришлось собрать все свое мужество, чтобы повернуться к Робину. Она с трудом выдерживала его взгляд.
– Беги познакомься с братишками и сестренкой, – осмелилась она наконец произнести несколько слов. – Вы, дети, легче найдете общий язык… Они где-то здесь, в ежевичнике, рвут ягоды. Пойди вот по той аллейке. Если не найдешь, сразу поворачивай назад: в этом лабиринте можно заблудиться.
Джудит осознавала, как фальшиво прозвучали ее слова, она напоминала себе актрису, исполняющую роль, к которой у нее не лежит душа. Джудит себя ненавидела. После смерти Брукса она перестала задавать себе вопросы, ею овладело внутреннее оцепенение, отупение, к которому она очень быстро привыкла. Джудит вспомнила, что во времена ее учебы в колледже преподаватель рассказывал им о законе препятствия, в соответствии с которым у некоторых животных, например черепах, сознание пробуждается только в момент встречи с материальной преградой, возникшей на пути. Сразу же после ее преодоления животное вновь погружается в бессознательное состояние, напоминающее лунатизм. Джудит тогда испытала настоящее потрясение, узрев в этом законе символ ее собственного существования. В деревне женщинам не оставалось ничего другого, кроме превращения в сомнамбул, – то был единственный способ сделать жизнь переносимой. Сейчас таким препятствием стал Робин, он вынуждал ее выйти из летаргического сна. Правда, она пока не знала, сумеет ли с этим справиться.
Джудит проводила взглядом удалявшегося ребенка. Трудно было определить, что она в тот момент испытывала. Словно на обед ей предложили изысканное блюдо, включавшее множество разнородных компонентов, но она заранее знала, что завтра ее ждут головная боль и изжога, и оттого аппетит был безнадежно испорчен.
Робин мужественно вошел в лабиринт ощетинившегося кустарника. Жужжащие полчища насекомых лезли прямо в лицо. Стояла страшная жара, высохшая каменистая земля казалась безжизненной, бесплодной. Со всех сторон мальчика окружали непроходимые первобытные заросли ежевики, в воздухе стоял дурманящий запах прелых ягод. Никогда его настоящие родители не довели бы посадки до такой запущенности. Там, у него дома, парк всегда поддерживался в образцовом состоянии, живая изгородь была заботливо подстрижена и выровнена на французский манер. Здесь же царил настоящий хаос. Повсюду Робин видел ветки, сгибающиеся под тяжестью почти черных плодов. Ему захотелось сорвать их и попробовать, но он тут же почувствовал укол шипов по меньшей мере в десяти местах. Это оказалось не так просто, как он думал. Искусно сплетенная сеть крохотных колючек преграждала доступ к ежевике, и нужно было обладать невероятной ловкостью рук, чтобы избежать этой ловушки… или же защитить себя перчатками. Посасывая уже покрывающиеся волдырями пальцы, Робин продолжил путь. Он твердо решил включиться в игру и изучить как следует вражескую территорию, чтобы подготовиться к побегу. Тоскуя по Антонии, Робин в то же время осознавал всю важность испытания, которому его подвергали. Общество, в котором он очутился, было отвратительно, и приспособиться к нему значило проявить незаурядные способности. Робина поражало, что столь неразвитые человеческие особи могли пользоваться такой властью. Да, миром правили безумцы и дураки – Шекспир не ошибался.
Как ни храбрился Робин, но лабиринт приводил его в угнетенное состояние. Неотступно преследовали насекомые – слепни, осы, пчелы, никак не желавшие оставить мальчика в покое. Эти крохотные слабые создания мешали ему двигаться вперед, и он стал бояться, что кто-то из них его укусит. Зуд в руках, израненных колючками, становился нестерпимым. Аллеи лабиринта извивались, то раздваиваясь, то неожиданно смыкаясь; теперь ветки уже возвышались над его головой. «Я, наверное, заблудился», – подумал Робин. Судя по тому, что он видел, кустарник занимал площадь в несколько гектаров. Может быть, он совершал ошибку, стараясь двигаться все время прямо?
Неожиданно Робин услышал приглушенный смешок. Очевидно, дети Джудит Пакхей наблюдали за ним, потешаясь над его беспомощностью. Задетый за живое, Робин весь напрягся. Дети неожиданно появились прямо перед его носом на повороте в новый колючий коридор, преградив ему дорогу. Два мальчика и девочка стояли, выстроившись по росту: перепачканные с ног до головы, одетые в лохмотья, с заскорузлыми исцарапанными руками. Одинаково белокурые, все они были очень похожи на Робина. Это странное обстоятельство сначала его озадачило. Тот что постарше, кажется Бонни, представлял грубый и очень грязный слепок с самого Робина двухлетней давности. Те же нос, рот, светло-голубые глаза ездовой собаки хаски, как любила шутить Антония.
«Подставные лица, фигуранты, – мелькнула у Робина мысль, – отобранные по внешним признакам. Не стоит доверяться ложному впечатлению».
Такая практика была широко распространена в древности. Фараоны, императоры часто использовали двойников, чтобы уберечься от нападения врагов. Робин об этом знал.
– Так ты и есть Робин? – грубо спросил старший. – Мать предупредила о твоем приезде. Давай сразу кое-что уясним, а то нам не поладить. Ты пропал, а значит, утратил все права. Ты больше не главный, хотя тебе и десять лет. Это не считается . Старший – я, и ты должен мне подчиняться. Потерял свое место – значит, теперь ты полный ноль, уяснил?
У него был дерзкий взгляд, губы кривились в недоброй ухмылке. Руки, покрытые шрамами, вполне могли принадлежать взрослому мужчине.
– Ты совсем маленький, – подхватил его братец Понзо или Бонзо, – меньше Дораны, хуже девчонки, вбей себе это в голову! Ты будешь ее слушаться: если она что прикажет, обязан выполнить. И твои игрушки тебе никто не вернет – не жди, хотя они почти все сломаны.
– Ты еще должен показать себя с хорошей стороны, – уточнил старший. – Руки у тебя девчоночьи, сразу видно, что неженка. И манеры задаваки. Но ничего, мы тебя выдрессируем. А не мы, так этим займется Джедеди. В любом случае тебе лучше покориться.