На пороге соблазна
Шрифт:
Хихикающая пакетику в ладони Алена и ее: "Никит, не сходи с ума, я не маленькая". Сперва обиженное, когда выволок ее на улицу и отмудохал Игнатова. А после, на пороге квартиры, обещающее, что это был первый и последний раз.
И дальше полнейший пиздец с ментами, камерой обезьянника и осатаневшим отцом.
— При чем здесь Игнатов, папа? — процедил я, повторяя свой вопрос.
— Мальчики…
— Мила, не лезь! — рявкнул отец, прожигая во мне дыру. — Я не собираюсь ворошить прошлое и лезть в твои отношения, Никита. Но мне бы очень не хотелось,
— Вполне, — огрызнулся я и, выдержав паузу, произнес, печатая каждое слово: — Между мной и Резкой не было ничего такого, чтобы ты переживал, папа.
— Замечательно, — кивнул отец. Медленно выдохнул, успокаиваясь, а затем посмотрел на меня и неожиданно глухо попросил: — Никит, давай уже закроем эту тему?
— Как скажешь, папа, — не удержался я. Показал стиснувшему зубы на мою язвительность отцу телефон и спросил: — Можно я закончу свои дела?
— Я не собираюсь тебя контролировать и ограничивать. Надеюсь, ты меня услышал.
До момента, когда лимузин въехал на причал и остановился в хвосте похожих по статусу машин, гробовая тишина внутри автомобиля вывернула меня наизнанку. Я до победного залипал в телефоне, не собираясь смотреть на отца, однако краем глаза видел и его, и Милану. Появившиеся после моего ядовитого вопроса и не исчезнувшие желваки на скулах отца. Ладошку, безуспешно успокаивающую зажатую в кулаке бурю, и взгляд Миланы. На удивление, не осуждающий, а понимающий.
Убрав мобильный во внутренний карман пиджака, я посмотрел сквозь тонированное стекло на медленно приближающийся трап с красной дорожкой и небольшую компанию приглашенных с бокалами в руках.
— Всегда было интересно, — протянул я, не заметив ни одного курильщика на красной дорожке, но насчитав троих около нее, — как отреагируют, если стряхнуть пепел с сигареты на дорожку. Прибьют или сделают вид, что не заметили?
— Никит, — окликнул меня отец и, когда я повернулся к нему, ожидая, как минимум, напоминания о правилах хорошего тона, достал из кармана сигару, а затем протянул ее мне. — Сигареты и дорожка? — помотал головой, кривясь. — Не дури. С сигарой будет эффектнее.
— Думаешь, не смогу, папа? — улыбнулся я.
— Думаю, мне самому интересно, — ответил он и, отрезав кончик гильотиной, рассмеялся возгласу Миланы:
— Боже, какие же вы мальчишки.
Пафосность встречи приглашенных на благотворительный вечер, как никогда, сыграла мне на руку. Пока наш лимузин полз до красной дорожки, я спокойно раскурил сигару, а оказавшись на улице, воочию убедился в неизменности привычек бомонда.
Вместо того, чтобы подняться на теплоход и обмениваться приветствиями с приехавшими в тепле, власть имущие господа и их дамы старательно игнорировали ни разу не летний ветерок с реки. И если мужчин ещё хоть как-то спасали пиджаки, их спутницам оставалось только посочувствовать.
"Показуха на грани тупости," — подумал я, а разглядев семейство Авдеевых и Резкую рядом с Димоном, скривился внезапному приступу идиотизма у друга. — "Если так приперло появиться со своей Лилечкой, мог и на полушубок выделить. Платье же купил."
Легкая, полупрозрачная ткань практически сливалась с кожей Резкой и при малейшем движении превращалась в россыпь переливающихся искорок или брызг шампанского. Однако каким бы фееричным ни было платье, какой бы хрупкой и воздушной не казалась Резкая в нем, оно не спасало от разгуливающего вдоль реки ветра.
"Димон, не тупи и тащи ее в тепло," — мелькнуло у меня в голове, а Дымыч отошёл от родителей и потянул Лилечку за собой.
И без того заметно нервничающая от свалившегося на нее внимания, Резкая даже близко не представляла, что сейчас начнется и сколько ей придется мариноваться на улице. И я, представив себя на ее месте, невольно поежился. Вместо того, чтобы подняться на теплоход, Димон знакомил свою пассию с каждым из приглашенных. Согласно долбаному этикету, он жал руки, что-то спрашивал и с широкой улыбкой отвечал на встречные дежурные вопросы. А потом, приобняв Резкую, вел ее дальше.
Не замечая натянутость вымученной улыбки.
Не видя, что его девушку все сильнее поколачивает на ветру.
Дегенерат!
Демонстративно громко прочистив горло, я перетянул внимание на себя, а затем поприветствовал всех ядовитым:
— Добрый вечер, дамы и господа! Может, поднимемся на борт?
Затянулся сигарой и стряхнул пепел на дорожку.
***
— Кто бы сомневался, что Лукашин-младший не вычудит что-нибудь из ряда вон, — посмеиваясь, произнес отец Димки, подойдя ко мне с двумя бокалами виски в руках. Один из которых протянул мне. — Угощайся, Никит. Два года не слышали и не видели, а тут сразу заявил о своем возвращении.
— Благодарю, Лев Андреевич, — улыбнулся я. Взял протянутое мне спиртное и, кивнув в сторону Димона “выгуливающего” Резкую от компании к компании, добавил: — Я, конечно, не претендовал на первое место, но успокоил себя тем, что разбавил тухлый вечер щепоткой безумия.
— Еще как разбавил, — рассмеялся Авдеев. Пригубил виски и по-отечески тепло посмотрел на сына, а затем, с не меньшей теплотой, на Резкую. — Красивая пара. Даже не верится, что Дима прислушался ко мне и решился взяться за ум.
— Что-то не припомню, когда Димка дурил в последний раз. Если только в первом классе, — уточнил я, поднося бокал к губам и застывая, так и не сделав глоток, от удивленного вопроса Льва Андреевича:
— Дима тебе разве не говорил о свадьбе?
— Какой свадьбе? С кем? — посмотрев на отца Димона, я перевел взгляд на друга и Амели и закашлялся. — Не рановато, Лев Андреевич? Сколько они встречаются?
— А чего тянуть? — как ни в чем ни бывало отмахнулся Авдеев. — Девочка хорошая и без этих ваших современных закидонов. Поживут немного вместе, притрутся, а после получения Димой диплома можно и расписываться.