На повестке дня
Шрифт:
Но что-то Глебовский всем своим видом не похож на бюрократа. Бюрократ с военным шрамом на щеке. Как-то не связывается.
– Что же нам оставалось делать?
– он недоуменно разводит руками.
– Мы добивались решения вопроса...
Операторша дает сигнал зажечь свет и подходит с камерой к Глебовскому. Стрекочет аппарат. Глебовский ежится перед объективом. Сегодня вечером весь город увидит по телевидению, как Глебовский ежился под объективом.
– Писать легче всего!
– эту реплику бросает мой
– Конечно, - тут же подхватывает председатель.
– Под маркой демократизации вы развели самый матерый бюрократизм. Или вы не знаете, что в нашем веке существует такая связь, которая называется телефонной? Это раньше не доверяли друг другу: ты дай мне бумагу, звонок к делу не пришьешь. Мы хорошо помним, с каких пор это началось. Теперь у нас другая эпоха. У нас - демократия, но управляемая. Или на вашем заводе об этом еще неизвестно?
– Мы и писали и звонили, Николай Семенович, - с тупой обреченностью твердит Глебовский.
– И толкачей посылали. Половину оборудования мы все-таки выбили...
– Глебовскому приходится туго, шрам на щеке потемнел, тем не менее он отбивается довольно успешно.
Мне определенно нравится главный инженер Глебовский. Я даже готов простить ему его канцелярит. Сразу видно - это знающий, полевой человек, его не так-то просто сбить с панталыку. Но в то же время я прекрасно понимаю, что человек, которого вызвали в народный контроль, не может быть правым. В народный контроль зря не вызывают. И прежде чем началось сегодняшнее заседание, вопрос долго и тщательно прорабатывался. Инспекторы проверяли работу завода, выслушивали мнения заинтересованных сторон - и вот сейчас идет публичное разбирательство, которое и должно выявить конкретных виновников.
Пока же факты против главного инженера: правительственное решение не выполнено, шрифтов из пластмассы нет.
– Итак, товарищ Глебовский, судя по вашим словам, во всем виноваты райисполком и механический завод?
– председатель доволен своей репликой и обводит глазами членов комитета, чтобы проверить их реакцию.
– Это они не освободили для вас общежитие, это они не поставили вам термопластавтоматы. А в чем же ваша вина?
Вопрос поставлен в упор.
Глебовский медлит с ответом.
14
– Послушай, Валентин, что сегодня с тобой происходит?
– Ничего особенного, Оленька, просто устал немного на работе - и все.
– Я же вижу по твоим глазам - что-то случилось. Пришел с работы - не поздоровался. На Светочку не посмотрел. Я приготовила на ужин любимые пироги с капустой - ты даже не заметил.
– В самом деле, какие замечательные пироги. Ты у меня просто молодец, Олюша.
– Почему ты разговариваешь со мной, как с ребенком? Почему ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
– Очень вкусные пироги. Налей еще чашечку чая...
– Валентин! Я запрещаю тебе разговаривать со мной в таком тоне.
– Повторяю тебе, Оленька, ничего не случилось. На работе все в порядке. Послезавтра суббота. Поедем на дачу. Возьмешь купальник, будем купаться. Я люблю смотреть на тебя, когда ты в купальнике.
– Не заговаривай мне зубы. Я все равно все вижу по твоим глазам. Но если ты не хочешь разговаривать со мной - твое дело.
– Ольга, что ты делаешь? Зачем ты лезешь в мой пиджак? Я запрещаю...
– Ага! Вот оно что. Вот, оказывается, в чем дело. Тебя вызывают в эту ужасную организацию...
– Ты говоришь это таким тоном, словно не телефонограмму прочитала, а записку от любовницы.
– Валентин. Скажи мне честно. Это очень серьезно?
– Просто очередная неприятность по работе, я не хотел волновать тебя...
– Не пытайся меня утешить. Опять ты хочешь обмануть меня. Ты ведь главный... У тебя много завистников - я знаю.
– Ну хорошо. Только успокойся. Садись сюда, мой домашний контроль. Обо всем доложу.
– Только не пытайся что-либо скрыть.
– Эта история опять из-за той же дурацкой пластмассы. И все можно объяснить очень просто: нам, то есть заводу, невыгодно выпускать новые шрифты...
– Я понимаю - опять эти тонны. Так и скажи об этом на своем контроле. Рубани правду-матку.
– Понимаешь ли, Оленька, прямо нельзя. Когда говоришь с женою, то правду-матку можно. А там, наверху, не любят, когда вину сваливают на других. Им важно найти стрелочника. И в данном случае - стрелочник это я.
– Тебя могут снять с работы?
– Не думаю. Сейчас не те времена. Ну, проработают, накачают... Теперь это называется - профилактика.
– Нет-нет! Все равно ты должен оставаться принципиальным и выложить им все. Я за то и люблю тебя, что ты всегда борешься за правду.
– Вот видишь, какая ты у меня умница. И поэтому ты должна меня понять: я же не могу так прямо и заявить: "Мы не делаем, потому что нам это невыгодно". У меня тогда партийный билет потребуют выложить.
– Неужели может дойти до этого? Ты меня пугаешь.
– Нет, до этого еще далеко, я уверен. Разве я виноват в том, что у нас такая система планирования? Мы с директором все обсудили... Всю линию поведения.
– Но у нас не любят объективных причин. Они их боятся. Недаром было сказано - субъективизм.
– Оленька, прости меня. Конечно же я должен был сразу рассказать тебе обо всем. Ты у меня настоящая жена главного инженера. Вот поговорил с тобой - и на душе легче стало.
– А на дачу мы все-таки поедем. И я надену твой любимый купальник...