На прифронтовой станции
Шрифт:
— Устраивайтесь-ка в гостинице, товарищ майор. Заседание затянется, видимо, до поздней ночи. Если понадобитесь, я пошлю за вами.
Булавин посидел еще с полчаса и ушел в гостиницу. Без аппетита пообедал, затем долго ходил по номеру взад и вперед, пытаясь представить себе, как решится вопрос об отправке добавочных паровозов на станцию Воеводино. То ему казалось совершенно бесспорным, что будет принято его предложение, то вдруг закрадывались сомнения, и он начинал нервно барабанить пальцами по столу, преодолевая сильное желание закурить.
Наконец в одиннадцатом часу в дверь кто-то постучал. Булавин облегченно вздохнул.
— Войдите, — громко произнес он.
На пороге стоял посыльный от подполковника Угрюмова.
— Разрешите обратиться, товарищ майор?
— Да, пожалуйста.
— Вас вызывает полковник Муратов, товарищ майор, — доложил посыльный, прикладывая руку к козырьку фуражки.
Торопливо надев шинель, Булавин вышел из гостиницы.
«На совещание меня вызывают или оно уже закончилось?»— думал он, широко шагая по темной улице.
Спустя несколько минут майор был уже на месте, и дежурный офицер тотчас же проводил его к Муратову.
Полковник, недавно вернувшийся с заседания Военного Совета, медленно ходил по кабинету, озабоченно хмуря брови.
— Пойдемте, — сказал он Булавину, — нас требует к себе генерал.
Ни по виду полковника, ни по его голосу майор не мог догадаться, какое решение принял Военный Совет. Хотя его сильно волновал этот вопрос, он не стал расспрашивать Муратова, решив терпеливо ждать, когда полковник скажет об этом сам. Но Муратов так и не промолвил ни единого слова, хотя им пришлось пройти вместе довольно длинный коридор, прежде чем они попали в кабинет Привалова.
Немолодой уже, но все еще очень бодрый, генерал Привалов приветливо встретил майора Булавина.
— А, товарищ Булавин… — проговорил он мягким, негромким голосом, протягивая майору руку. — Здравствуйте! Прошу присаживаться.
Отодвинув в сторону целую кипу различных справочников и спрятав в стол какие-то бумаги, он снова, улыбаясь, взглянул на майора.
— Рад вас видеть, товарищ Булавин, — сказал он, всматриваясь в похудевшее за последние дни лицо майора. — Беспокоитесь о судьбе своего предложения?
— Беспокоюсь, товарищ генерал.
Привалов бросил беглый взгляд на полковника, сидевшего по другую сторону стола, и неторопливо произнес:
— Прежде чем доложить Военному Совету предложенный вами план действия, мы кое с кем посоветовались. Начальник дороги, например, с которым мы консультировались по этому поводу, специально запрашивал кодированной телеграммой начальника депо, а также начальника станции Воеводино. Взвесив все обстоятельства, он пришел к заключению, что машинисты депо Воеводино в состоянии вдвое увеличить перевозки, не увеличивая количества паровозов. Не возражал против вашей идеи и начальник военных сообщений фронта. Он предложил только держать на всякий случай дополнительные паровозы на узловой станции Низовье, откуда легко будет перебросить их в случае надобности в Воеводино. Таким образом, будет совершенно исключен элемент риска. В таком виде Военный Совет принял ваш план.
У Булавина сразу потеплели глаза.
С удовлетворением отметив это, Привалов продолжал:
— На следующей неделе должна начаться интенсивная переброска грузов в район нанесения главного удара. Если в первые дни перевозок вы сможете обойтись своим паровозным парком, считайте, что ваш план окончательно принят.
17. Агент номер тринадцать дает указания Гаевому
Вернувшись утром в Воеводино, Булавин тотчас же вызвал капитана Варгина. Его очень беспокоила расшифровка письма Глафиры Добряковой.
Ожидая капитана, майор подошел к окну и рассеянно стал постукивать пальцами по запотевшему стеклу. За окном в густом тумане бесформенным чудовищем медленно проплыл локомотив по запасным путям, протрубил где-то духовой рожок стрелочника, и тотчас же срывающимся фальцетом отозвался ему маневровый паровоз.
Майор любил прислушиваться к этим разнообразным звукам железнодорожной станции, угадывая их источники по характеру звучания. Он без труда отличал гудки поездных паровозов от маневровых, пассажирских от товарных. Различал даже некоторые отдельные паровозы, машину Доронина или Рощина например.
Скрипнула дверь, в кабинет вошел Варгин. По его лицу майор догадался, что капитану удалось обнаружить, а может быть, и разгадать шифр на конверте Глафиры Добряковой.
— Вас можно поздравить, кажется? — улыбаясь, спросил Булавин.
— Можно, товарищ майор, — весело ответил Варгин, подавая Булавину папку с документами.
— Где же был запрятан шифр?
— Шифр нанесен на обратную сторону почтовой марки фотографическим методом.
— То-есть?
— Оказалось в общем, что марка была покрыта светочувствительной эмульсией, на которую с помощью микросъемки нанесли цифровые знаки шифра. Однако снимок этот не был проявлен и закреплен.
— Значит, при отклеивании марки все должно было погибнуть, так как свет уничтожил бы непроявленный снимок? — спросил Булавин, поняв теперь, в чем дело.
— Так точно, товарищ майор, — подтвердил капитан. — Все непременно должно было бы погибнуть.
Майор весело посмотрел на Варгина и, смеясь, заметил:
— Ну, уж ладно. Не тяните. Докладывайте, как вышли из положения.
— Из положения вышел я довольно просто. Прежде чем отклеивать марку, подумал: раз Гаевой для своей шифровки использовал фотографический метод, нет ли и здесь фототрюка? Посмотрел неотклеенную марку вместе с конвертом на свет и вижу, что она не просвечивается, будто специально зачернена с обратной стороны. Да и конверт показался довольно плотным. Это окончательно убедило меня, что и тут, видимо, не обошлось дело без фотоаппарата. Отклеить марку от конверта решился я только при красном свете. Правда, и в этом случае был риск засветить снимок, если бы эмульсия его оказалась панхроматической или изохроматической, но иного выхода у меня не было. Нужно ведь было взглянуть, нет ли на марке каких-нибудь видимых знаков, которые могли быть уничтожены в проявителе.