На прифронтовой станции
Шрифт:
— Кто же сделает это, если я буду спать? — недоумевал Варгин, устало потирая ладонью лоб, на котором резко обозначились две глубокие морщины.
— Вы же.
Капитан удивленно посмотрел на Булавина.
— Да, кажется, я в самом деле заработался: ничего понять не могу.
— Попробую вам помочь, — улыбнулся Булавин. — Только что я получил очень важное сообщение от полковника Муратова. Удалось выяснить, что адресат Марии Марковны действительно ее родная сестра, которая к вражеской агентуре не имеет никакого отношения.
— Так в чем же дело? — удивленно развел
— А вы не перебивайте и слушайте дальше: Сестра Марии Марковны, Глафира Марковна Добрякова, престарелая вдова, действительно живет в собственном доме с дочерьми и внучками, как и сообщил нам об этом Семен Алехин. К тому же почти ежедневно ее навещают многочисленные племянники и племянницы. Нет сомнения, что кто-то из них является вражеским агентом.
— Какой же вывод следует из всего этого? — спросил Варгин, предлагая майору папиросы. Булавин протянул было руку, но затем строго взглянул на капитана и отказался.
— Вывод, по-моему, такой, — принялся он объяснять. — Вражеские агенты очень осторожны. Сами они не ведут никакой переписки, но паразитически пользуются перепиской двух старушек.
— Как Гаевой использует письма Марии Марковны, нам теперь известно, — задумчиво заметил капитан. — Но как ухитряется сделать то же самое агент, с которым Гаевой ведет переписку?
— А мне кажется, что нетрудно сообразить и это. Вы же знаете, что письмо Глафиры Добряковой написано той же рукой, что и адрес на конверте. Значит, к нему шпион вряд ли имеет отношение.
— А почему бы не предположить, что и письмо и адрес на конверте написаны кем-нибудь по просьбе Глафиры Добряковой? — спросил Варгин.
— Это предположение отпадает, — возразил Булавин. — По снимку письма Глафиры Марковны, отосланному нами полковнику Муратову, удалось точно установить, что писано оно лично Добряковой.
— Это другое дело. Тогда и у меня нет на этот счет никаких сомнений.
— Наиболее правильным будет предположение, — продолжал майор Булавин, — что шпион получил письмо Глафиры Марковны под предлогом оказания ей любезности, то-есть попросту предложил отнести письмо на почту или опустить в почтовый ящик (кстати, полковнику Муратову достоверно известно, что старушка Добрякова почти не выходит из дому). Получив же в руки письмо, этот человек без труда сделал на нем незаметную шифрованную запись. Я полагаю, что она скорее всего где-нибудь на конверте.
— Логически все должно быть именно так, — согласился Варгин. — Я, видимо, совершил ошибку, так долго занимаясь текстом письма. Надеюсь, что теперь дело пойдет успешнее.
— Не сомневаюсь в этом, — убежденно подтвердил майор. — Распорядитесь же, Виктор Ильич, насчет телеграммы полковнику Муратову, и немедленно спать. Повторяю, это не совет мой, а приказание.
— Слушаюсь, товарищ майор.
— А завтра утром… — Майор приподнял слегка рукав кителя, взглянул на часы и добавил улыбаясь — Завтра, оказывается, уже наступило. Ну, в таком случае, сегодня, часиков в пять утра, вам нужно снова быть на ногах и продолжать начатую работу. Желаю успеха, Виктор Ильич.
16. В ожидании решения
У
Тиканье небольших настольных часов казалось неестественно громким. У Булавина даже невольно мелькнула мысль: не мешает ли Муратову этот шум работать?
— Значит, вы полагаете, — произнес, наконец, полковник, все еще не сводя с Булавина пристального взгляда, — что Воеводино обойдется наличным паровозным парком, если даже поток грузов увеличится вдвое?
— Безусловно, товарищ полковник, — облегченно вздохнув, отозвался Булавин. Он был рад, что Муратов заговорил наконец.
— И этот Гаевой не сообразит, в чем тут дело?
— Гаевому, видимо, предписано избегать малейшего риска, — ответил майор, отводя глаза от коробки с папиросами, лежавшей на столе. — Спокойно сидеть в конторе и контролировать парк по номерам паровозов, проставленным в нарядах, — это ведь куда безопаснее, чем подсчитывать проходящие через станцию составы.
— Вы уверены в этом?
— Уверен, товарищ полковник. Ведь мы следим за каждым шагом Гаевого и убеждены, что единственный источник его информации — наряды на ремонт паровозов.
— Хорошо. Допустим, что это так. Но учитываете ли вы то обстоятельство, что усиленная работа паровозов вызовет и увеличение их ремонта? Не бросится ли это в глаза Гаевому?
Не думаю, товарищ полковник, ибо весь секрет высокой производительности и состоит как раз в том, чтобы лучше использовать паровозы, то-есть больше на них работать и меньше ремонтировать. Гарантией успеха является лунинское движение на нашем советском транспорте.
Полковник Муратов был скуп на похвалы. Он ничем не выразил своего удовлетворения соображениями Булавина, хотя и подумал: «Этот майор — толковый человек».
— Вы понимаете, конечно, товарищ Булавин, — сказал он, — что я не могу самостоятельно принять решение по всем тем вопросам, о которых вы мне доложили. Не решит этого и генерал Привалов. Тут необходимо решение Военного Совета фронта.
Бросив взгляд на настольные часы, полковник добавил:
— Сейчас двенадцать, а заседание Военного Совета в шесть. Вам придется подождать до этого времени, так как вы можете понадобиться генералу.
В распоряжении майора Булавина оставалось шесть часов. Чтобы убить время, он направился в экспедицию Управления генерала Привалова, где получил секретную корреспонденцию в адрес своего отделения. Затем он долго ходил по городу.
Два последних часа перед началом заседания Военного Совета Булавин провел в Управлении генерала Привалова, полагая, что генерал или полковник могут вызвать его для какой-нибудь справки; но начальство, казалось, совсем забыло о его существовании.
В седьмом часу помощник Муратова, подполковник Угрюмов, посоветовал ему: