На пути к границе
Шрифт:
Стена плотины достигала метров шести-семи в высоту, и Брандт уже был наверху, но Герда замешкалась на середине железной лестницы, привинченной к камню.
Я полез вверх и увидел, как Брандт опустился на колени и втащил Герду на гребень плотины, и минутой позже мы уже втроем стояли наверху и глядели вниз, прислушиваясь к звукам.
Под нами — канава с черной трубой, за нами — пруд, а за ним — снова лес, довольно редкий, почти сплошь березовый.
— Обождите здесь! — крикнул нам Брандт и, повернувшись, побежал по узкому гребню плотины к каменной будке. Он размахивал автоматом в правой руке, словно стараясь удержать равновесие, хотя и без того довольно уверенно шел по краю своей обычной размашистой,
Я огляделся кругом, стараясь сообразить, как же нам теперь пробираться дальше. Сколько я ни глядел, я не видел лодки, а позади каменной будки высилась крутая горная скала. Но по другую сторону пруда виднелась безлесная вершина большого взгорка. Судя по всему, на него можно было взобраться.
— Герда! — Я обнял ее за плечи: — Идем, мы больше не можем на него полагаться, он не в себе, сам не знает, что делает.
— Нет!
Она почти выкрикнула это «нет» мне в лицо и оттолкнула мою руку, и я отпустил ее, потому что затевать ссору здесь, на гребне плотины, было смертельно опасно, и в это время Брандт показался в проеме двери. В одной руке он держал «шмайссер» и мешок, судя по виду, весьма увесистый, в другой у него был ручной пулемет. Он сделал нам знак, чтобы мы пробирались к безлесной вершине, и, подбежав к подножию взгорка, я увидел, что наверх ведет козья тропка, петляющая между уступами. Брандт обогнал нас, мы слышали, как он радостно напевал, охваченный веселым азартом, словно только что придумал новую, еще более опасную игру. Пока мы поднимались по склону, его не было видно, и лишь взобравшись на вершину взгорка, мы снова увидели его. Расположившись на краю западного склона, он установил перед собой пулемет.
Я начал догадываться, что он задумал. Подбежав к нему, я наклонился и встряхнул его за плечи.
— Мы не можем оставаться здесь, — крикнул я, — это же чистое безумие! Немцев больше, чем нас, и они могут зайти к нам с тыла.
Он обернулся и посмотрел на меня: сомневаюсь, узнал ли он меня тогда. В его напряженном, теперь изжелта-бледном лице было что-то торжественное; воспаленные глаза подернуты пленкой. При этом он спокойно улыбался. И все же я сразу понял, что спорить с ним бесполезно.
— А вам и не надо здесь оставаться, — удивленно отозвался он, — только, увы, я не могу дальше идти с вами.
Он показал на восток:
— Видите вы вон ту вершину?
Я оглянулся и увидел невдалеке заснеженную гору. Голая вершина в форме усеченного конуса четко вырисовывалась над лесом. Олений мох опоясывал ее желтовато-белым кольцом, и там и сям на ней виднелись снежные пятна, по которым ее легко можно было узнать. За ней синели другие вершины, и небо вокруг теперь было светлое, с легкими серовато-желтыми перьями облачков над горизонтом. Дождь перестал.
— Обойдите пруд с той стороны и ступайте прямо на восток и дальше, все в гору, пока не кончится лес. Там повернете на юго-восток и пойдете вдоль опушки — на гору не поднимайтесь, идите краем леса, чтобы вы сразу могли укрыться под Деревьями, если они вздумают послать туда самолет. Прямо к югу вон от той вершины лежит хутор. Вот уже лет двадцать, как он заброшен и весь зарос, так что дома почти не видно. Если потребуется, можете там передохнуть. Ключ найдете под стрехой над входом. Оттуда до границы рукой подать: с полмили или самое большее миля.
— Ясно, — сказал я, — но какой смысл располагаться здесь, если немцам отлично известно, где мы?
Он засмеялся и покачал головой:
— Никакого. Ровным счетом никакого. Для вас по крайней мере. Но смотрите, какая великолепная позиция!
Я оглянулся вокруг и в душе согласился с ним. Слева от нас была канава, а дальше, к югу от нее, гора, судя по всему, круто обрывалась книзу, потому что совсем не было видно макушек деревьев. Впереди нас и дальше на северо-запад тянулся пологий склон, на котором был вырублен почти весь лес. Достаточно было здесь залечь, и местность свободно простреливалась в трех направлениях.
И все же это было безумие. Ведь рано или поздно немцы зайдут к нам с тыла, а не то пригонят миномет и начнут штурмовать высоту снизу.
— Почему бы вам не перейти вместе с нами границу? — спросил я. — Так или иначе, вам ведь нельзя вернуться.
Вынув флягу, он скорчил радостную гримасу.
— Мне нечего там делать. Моя работа — провожать беглецов до границы или по крайней мере до того места, откуда они уже смогут добраться туда сами.
Он медленно и раздумчиво отпил из фляги, затем, завинтив пробку, положил флягу в траву, по правую руку. Потом он установил пулемет между несколькими камнями, которые прикрывали его с флангов. Он прильнул к прицельному прибору и завертел стволом пулемета в разные стороны, и меня осенило, что, видно, он заблаговременно оборудовал для себя эту позицию. Наверно, он облюбовал ее давным-давно, а лес по всему склону вырубил с единственной целью: чтобы местность простреливалась во все концы. Очевидно, Брандт ждал этого дня, твердо зная, что раньше или позже он настанет, и я понял, что он хочет один исполнить то, что задумал.
— У нас есть «шмайссер» и два пистолета, — сказал я. — Если мы заляжем здесь втроем, то устроим им достойную встречу.
Он вытряхнул содержимое мешка в траву.
Здесь было двенадцать пулеметных дисков, несколько коробок с патронами и штук пять гранат.
— Нет! — Он обернулся к нам: — Я не позволю вам оставаться здесь! Уходите сейчас же! Автомат возьмите себе, мне он не нужен. Это мой бой. А вы ступайте на ту сторону. Моя граница проходит вот здесь… Знаете что, — немного смягчившись, продолжал он, — условимся так: я останусь здесь, чтобы прикрыть ваш отход. Может, я после присоединюсь к вам. И еще я не хочу, чтобы немцам достался мой оружейный склад, не так-то легко было его создать.
Он зарядил пулемет и сдвинул несколько камней, чтобы он мог свободно откатиться назад.
Затем он с улыбкой повернулся к Герде.
— Уведи-ка своего парня, — сказал он, — у вас впереди кое-что получше, чем смерть под пулями. К тому же позиция рассчитана на одного человека. Вы только помешаете мне стрелять.
— Не дурите, — сказал я, — может, нам удастся их задержать, и тогда мы сможем перебежать в другое место.
— Послушайте, — сердито сказал он, — бывают на свете вещи, которые можно исполнить лишь в одиночку. Если вы останетесь здесь, вы сорвете весь мой план, а для меня сейчас нет ничего важнее. Я уже подвел вас так близко к границе, что вы доберетесь до нее одни. Если только не станете терять время из-за ложно понятой верности. Хотите отблагодарить меня — сейчас же смывайтесь отсюда и точно придерживайтесь маршрута, который я вам указал.
Он протянул руку и удостоверился, что диски, гранаты и фляга — все рядом. Затем он залег за пулеметом и отрегулировал прицельный прибор, поглядывая на простиравшийся перед ним пейзаж.
— Всему свое время, — торжественно и назидательно провозгласил он, словно пытаясь объяснить нам нечто совершенно очевидное, — и в вашей жизни тоже когда-нибудь настанет день, когда вам захочется остаться без свидетелей и исполнить нечто очень важное. А теперь ступайте, пока их еще нет.
Он вдруг привстал на одно колено и прислушался.