На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков
Шрифт:
— Да, покупать мне приходится совсем немного. Сам я вегетарианец, как ты и твоя семья, а потому не прикасаюсь ни к мясу, ни к рыбе. Эти добрые люди снабжают меня всякими вкусностями, так что в магазин я хожу только за хлебом, рисом и фасолью. Ну а фрукты и овощи выращиваю в собственном саду. По мне, нет ничего лучше такой простой жизни.
Интересное замечание, если учесть, что человек этот мог жить не хуже, чем султан из «Тысячи и одной ночи»! Ведь Рабби, пожелай он, способен был создать сколько угодно золота. Но улемы считают роскошь детской забавой и могут потешить себя чем-то подобным лишь в случае необходимости. Между прочим, Рабби на поверку оказался великолепным поваром. С помощью простейших ингредиентов и обычных кухонных принадлежностей он создавал трапезы, достойные королевского стола. Он и меня научил неплохо готовить — искусство,
Покончив с обедом, я помог Рабби сложить тарелки на поднос и поинтересовался:
— Где у вас тут кухня? Пойду вымою посуду.
— Пожалуй, лучше я покажу тебе.
Мы прошли через гостиную, в конце которой находилась тяжелая деревянная дверь.
— Осторожнее, тут лестница, — сказал Рабби Мордехай, распахнув дверь.
Мы спустились в кухню, которая оказалась весьма просторной, но обставленной крайне примитивно. Я хотел поставить сыр в холодильник, однако не обнаружил ничего похожего.
— А где ваш холодильник? — спросил я.
— У меня его нет, — ответил Рабби.
— Так где же вы храните еду? — удивленно поинтересовался я, продолжая держать поднос с тарелками.
— Вот на этом столе.
Я увидел большой стол, заваленный овощами, сыром, хлебом и прочими продуктами.
— Но разве еда не портится намного быстрее без холодильника? Если его тут невозможно достать, почему бы не пользоваться хотя бы ящиком со льдом?
— Да, многие так и делают, — улыбнулся Рабби Мордехай, словно мое предложение его позабавило. — Но мне это без надобности. Взгляни на эти штучки: они куда лучше льда.
Он указал на три маленьких предмета, которые стояли на столе вокруг продуктов. По виду они напоминали хрустальные пирамидки. Интересно, зачем они Рабби?
— Поставь поднос на стул, затем возьми кувшинчик с сыром и оливки и помести их где-нибудь между треугольниками.
Как я понял, под «треугольниками» он подразумевал хрустальные пирамидки. Опустив поднос на стул, я взял с него оливки и поместил их в центре стола, между пирамидками. В этот момент руки мои объял небывалый холод. На кухне было по-летнему тепло, откуда же взяться этому ледяному воздуху?
Однако температура между пирамидками была совсем как в холодильнике. Рабби Мордехай расхохотался и хлопнул рукой по стулу, отчего блюда на подносе жалобно зазвенели.
— Не стоит полагаться на одни лишь технологии, — заметил он. — Благодаря треугольникам пища остается свежей гораздо дольше…
— Снова ваши фокусы, — в шутку упрекнул я его.
— Почему бы нет? — с улыбкой ответил он. — Обрести знание не значит утратить чувство юмора, сынок. Жизнь — забавная штука!
Жизнь с Рабби Мордехаем и правда протекала легко и приятно, хотя занимались мы безо всяких поблажек, с утра и до вечера. Единственное, что сбивало меня порой с толку, — склонность Рабби использовать аргументы, которые казались мне лишенными смысла. Однако сама работа была настолько интересной и захватывающей, что я старался не обращать на это внимания. К тому же ряд техник, которые он демонстрировал время от времени, казались мне простыми фокусами, призванными произвести впечатление. И только позже мне удалось понять, насколько я тогда ошибался. Что ж, я был молод, и многое еще не укладывалось в моей голове. Около шести мы шли ужинать, после чего отправлялись на прогулку. Благодаря Рабби я познакомился со многими прекрасными местами в Будапеште.
Будапешт — на редкость красивый город, что было очевидно даже в условиях советской оккупации. Все здесь было пропитано духом музыки и искусства. Кроме того, в городе было множество купален, и этой целебной водой пользовались не только туристы, но и жители Будапешта. Парки и улицы, обрамленные конскими каштанами, создавали ощущение свежести и покоя, и даже кладбища с их внушительными монументами производили незабываемое впечатление. Особенно мне нравилось гулять по великолепному проспекту, спроектированному графом Дьюлой Андраши в 1880-х годах, после того как он вернулся в Венгрию из Парижа. Граф решил, что Будапешт нужно украсить улицей вроде Елисейских Полей, и создал этот замечательный, вымощенный плиткой проспект с великолепными фонарями, парками и величественной архитектурой. За свою долгую историю улица эта получала разные имена — Радиальная в 1883 году, Андраши в 1886, Сталина в 1950, Венгерской молодежи в октябре 1956, Народной республики в 1957. Именно так она и называлась во время моего визита. Много лет спустя, в 1990 году, ей было возвращено имя графа Андраши. Тогда же на бульваре провели серьезную реконструкцию. В год моего приезда он выглядел не столь эффектно, поскольку сказывались последствия военного времени. И все же здесь по-прежнему ощущалось величие прошлого: казалось, будто на каждом шагу вас окружает живая история. В разное время здесь жили такие известные музыканты, как Эркель, Лист и Золтан Кодай, поэт Эндре Ади, многие писатели и художники. На бульваре располагалось старинное здание оперы, вход в которую охраняли мраморные сфинксы. Тут же находился целый ряд художественных музеев и торговый центр «Парижская Аркада» с роскошным фасадом в стиле ар нуво.
Порой мы навещали — или принимали у себя — старых друзей Рабби, очень приятных, интересных людей. Поначалу меня удивляло, что каждый из них говорил хотя бы на одном из известных мне языков, но затем я понял, что это не совсем обычные люди. В конце концов, Рабби Мордехай говорил на двадцати шести языках, как древних, так и современных, так почему бы друзьям не разделять его интересов? Вдобавок, благодаря способности к ускоренному обучению, я очень быстро усвоил венгерский.
В Будапеште у нас было много занятий, доставлявших мне искреннюю радость. Взять хотя бы сад Рабби Мордехая, в котором росли овощи, цветы и ряд чудесных фруктовых деревьев. Особенно запомнился мне запах мяты и базилика, а еще — удивительные помидоры, которые он там выращивал. И розы. Никогда прежде не приходилось мне видеть таких огромных и благоухающих роз. То ли Рабби был прирожденным садоводом, то ли тут не обошлось без секретов, которыми владели улемы. Лично я подозревал, что здесь замешано какое-то волшебство. Когда я прямо спросил об этом Рабби, тот рассмеялся, но как-то смущенно.
— Да нет, сынок, тут все как обычно. Здесь я просто хороший садовник. Другое дело, когда я бываю в Эстонии и Литве… Огородики там совсем маленькие, а людям нужно хорошо питаться, чтобы сохранять силы и здоровье.
— Выходит, там вы что-то делали с растениями?
— Да, я сочетал их друг с другом.
— В каком смысле?
— К примеру, мне удалось создать растение, сочетавшее в себе качества твоих любимых мяты и базилика. Как ты знаешь, они очень похожи друг на друга, поскольку принадлежат одному семейству. И мне не составило труда сформировать растение, на котором были листья мяты и базилика одновременно. Порой это приводило к забавным ошибкам: я подавал гостю чай, предположительно мятный, в котором оказывались листья обоих растений, и тогда тот с недоумением поглядывал себе в чашку. Но обычно все шло как нельзя лучше. Я шел в сад и срывал именно те листья, которые требовались для приготовления очередного блюда. Не сомневаюсь, что пройдет еще несколько десятилетий и люди сами научатся создавать новые растения.
— Держу пари, ваши опыты не ограничились мятой и базиликом. Как насчет вида, который давал бы одновременно огурцы и помидоры?
— Что ты, — запротестовал Рабби Мордехай, — это вызвало бы ненужные подозрения. Ты же знаешь, огурцы и помидоры относятся к разным семействам.
— Почему бы тогда не скрестить картошку и помидоры? Оба принадлежат семейству пасленовых. К тому же помидоры растут над землей, а картошка — в земле. Летом вы могли бы снимать урожай помидоров, а осенью — картофеля.
— Неплохо придумано, — промолвил Рабби.
Я заметил, что он не стал отвергать с ходу мое предложение. А много лет спустя я встретил такой гибрид в одном из каталогов, где он значился как «чудо-растение».
На мысли о том, что в саду Рабби не обошлось без волшебства, наводили и птицы. В Будапеште не так уж много пернатых, однако в сад Рабби они слетались в огромном количестве. Я не раз наблюдал за тем, как Рабби Мордехай беседовал с ними, а они клевали корм с его рук и садились ему на плечи. Каждую из птичек он называл по имени и что-то тихонько ей нашептывал. Очевидно, что Рабби относился к ним как к своим личным друзьям. Я тоже очень любил животных — чувство, неизменно поощряемое моей матерью, — и мне нравилось наблюдать за Рабби и его пернатыми друзьями. Стоит ли говорить, как я был счастлив, когда некоторые из них осмелились склевать корм у меня с руки!