На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика
Шрифт:
Павлович заочно заканчивал инженерный факультет нашего же училища и к концу первого курса у него началась сессия, а потом диплом. Командовать нами на это время остался лейтенант Осин. И период этот совпал с проведением ротного тактического учения. В добавок ко всему, начальник училища решил провести эксперимент. Если раньше курсанты в учебный центр и на полевые занятия ездили на машинах, то теперь в учебный центр Солдатская Ташла мы должны были идти пешком, не много не мало, а протопать на своих двоих предстояло пятьдесят три километра. Марш спланировали, совместив его с началом учения. В назначенный срок, как всегда неожиданно в четыре часа, курс подняли по тревоге и вперёд…
Дело было в июне. Стояла жара, в небе ни облачка, воздух как будто застыл, полное безветрие. И только жаворонок где-то там в высоте выводил свои трели. А прямо по асфальтовому шоссе, растянувшись метров на четыреста,
Строевая
Что такое строевая подготовка? Многие скажут, что это не нужная ни кому муштра, пустое занятие, шагистика. А ещё, это действенный способ довести праведные мысли до подчинённых через ноги, в случае, когда они, ну мысли эти, не доходят через голову. Были времена, и я так думал. Но…
Строй – упорядоченное размещение военнослужащих для их совместных действий. А вот строевая подготовка это уже целый предмет в системе боевой подготовки, вырабатывающий у военнослужащих строевую выправку, подтянутость и выносливость, а также умения правильно и быстро выполнять строевые приёмы с оружием и без него, в одиночку и в составе подразделения и даже части. И организуется она на основе Строевого устава.
Как часто можно услышать от несведующих лиц, что строевая подготовка подавляет личность. Увы, так можно утверждать, не зная сути. Кроме всего вышеуказанного, этот предмет обеспечивает формирование коллективизма. Нет, не коллективизма муравейника, а сообщество личностей осознано действующих.
Строевая подготовка это ещё и труд. Нудный, тяжёлый труд, незаметный для обывателя, но дающий внешний лоск, демонстративную красоту и зрелищность. Для нас понимание этой истины приходило постепенно, вместе со взрослением и набором опыта и выучки. Так часто бывает, начинаешь что-то уважать и понимать лишь тогда, когда научишься это делать. И мы были не исключением. С первых дней учёбы, сам факт наличия в расписании занятий предмета «Строевая подготовка» энтузиазма не вызывал, но выбора у нас, что естественно, не было. Хочешь учиться в училище, выполняй всё что тебе предписано. Вот и стаптывали на плацу каблуки юфтевых сапог, зубрили устав, учили строевые песни. Сначала одиночная подготовка, потом в составе подразделений. У нас были хорошие учителя, по этому уже на первом курсе в строевом отношении мы были в лидерах. Как-то незаметно для самих себя мы стали гордиться и даже пользоваться своим умением. Однажды в выходной, когда часть нашего курса собиралась в увольнение, прилетела неожиданная весть, что в город ни кого не выпускают. В тот день ответственным по училищу был полковник Наговицын, человек жёсткий и даже, где-то , своенравный. Кремень, если решил что, то всё, не сдвинуть. На сей раз ему что-то не понравилось: то ли территорию плохо убрали, то ли подразделение какое плохо промаршировало мимо него. В общем, не в духе полковник был, злой и непримиримый ко всему, что двигалось мимо. Он встал на дороге, не далеко от КПП и грозно крича, без разбора заворачивал обратно всех, мечтающих только о «девчонках и танцульках», курсантов, пытающихся пройти в город. У грозного полковника была одна слабость. Уж больно он любил строевую подготовку. А у нас желание попасть в увольнение было настолько велико, что мы решились на отчаянный поступок. Все увольняемые собрались, построились и под командой сержанта, печатая шаг направились к КПП. Когда мы приближались к, стоящему вместе с дежурным по училищу, Наговицыну, как на параде прозвучала команда:
– Счёт!
– Р-раз! – подбородки синхронно дёрнулись вверх, – И-и раз! – головы вправо, правое ухо выше левого…
Шаг зазвучал резче, громче, подразделение как единое целое, как монолитный параллелепипед, продвигалось к заветной цели. Полковник вытянулся, чуть на носочках не привстал, правая рука взметнулась к виску в воинском приветствии. На лице засветилось выражение восхищения и крайнего удовольствия, грудь вздыбилась от набираемого воздуха:
– Здравствуйте, товарищи курсанты! – громогласно выдохнул Наговицын.
– Здравия желаем, товарищ полковник! – В такт шагу ответили мы.
– Хорошо отвечаете! – продолжил довольный начальник.
– Служим Советскому Союзу! – браво и дружно рявкнули мы, продолжая движение.
Так и прошли до ворот и в город, а Наговицын, глядя нам в след, улыбаясь, скомандовал:
– Вольно, открыть ворота…
Больше в этот день в увольнение ни кого не выпустили…
На третьем курсе нас включили в парадный расчёт училища и начали готовить к поездке в, тогда ещё, Куйбышев. Вместо занятий в аудиториях начались ежедневные занятия по строевой подготовке. Причём организовано это было так, что мы с редкими небольшими перерывами ходили по кругу на плацу училища. Сначала пошереножно, потом несколько шеренг, а потом и всем курсом, а далее в составе сводного батальона. Помню самым желанным моментом было подведение итогов, в это время можно было расслабиться, немного передохнуть, пока руководитель, стоя на трибуне, в громкоговоритель перечислит все недостатки и всех выпавших из общего равнения. Но, так как в парадный расчёт входило только три роты, то через десять – пятнадцать минут мы уходили на новые круги.
Ноябрьский парад Приволжского военного округа проводился в Куйбышеве, по-этому нас, за месяц до начала мероприятия, в целях качественной подготовки отправили туда. Разместились мы в казарме военного городка учебной дивизии. Там был огромный, имитирующий центральную площадь города, плац, на котором и предстояло тренироваться. Площадку для занятий готовили очень скрупулёзно. Каждое утро асфальт обрабатывала специальная машина для чистки аэродромов. По сути это был большой трактор, с установленным на нём авиационным реактивным двигателем, который, в свою очередь, струёй горячих выхлопных газов сдувал и испарял всё под чистую. На плацу никогда не было ни луж, ни пыли. Сапоги можно было чистить один раз, и этого хватало на весь день.
В тренировках участвовал весь парадный расчёт округа. Занятия организованы были так, что в каждый цикл мероприятие отрабатывалось от начала до конца, после чего, понятное дело, подводили итоги. И здесь обнаружилась новая феноменальная особенность. Теперь, в отличие от училищных занятий, мы с нетерпением ждали команды «Шагом марш». Причина в том, что на тренировках отрабатывались в реальном времени все элементы воинского ритуала по сценарию, включающего встречи знамени, командующего, объезд войск, поздравления. Самое смешное и одновременно нудное было стояние во время речи командующего войсками военного округа. Естественно, что речь на тренировке ни кто не произносил, просто давали команду:
– Идёт речь командующего!
И, в течении пятнадцати минут, мы стояли по стойке смирно. А наш батальон, к слову сказать, размещался прямо напротив руководства. На плацу, где находилось несколько тысяч человек, нависала тишина, а с трибуны, целый генерал-полковник и несколько его помощников зорко следили за дисциплиной строя и, как только кто-то смел шевельнуться, руководитель кидался к микрофону и орал:
– Батальон …училища, первая рота, вторая шеренга, третий слева, не шевелись! Гауптвахта по тебе плачет!
Было комично, но немного страшновато, особенно тогда, когда генерал вызвал к трибуне старшего лейтенанта в фуражке с неестественно большой тульей и при всех отправил под арест за нарушение дисциплины строя в подразделение и несоблюдение правил ношения формы одежды.
К стати, о форме. Перед парадом нас переодели во всё новое. Но так как размеры у всех разные, а начальство требовало полного единообразия то пришлось полы шинели подрезать по ниточке. Делалось это просто. Каждую роту строили на плацу, две-три женщины из окружного ателье по пошиву военной формы одежды ставили по углам деревянные стойки, натягивали на нужной высоте нитку, натирали её мелом, слегка оттягивали, как тетиву лука и резко отпускали. Нить щёлкала по нашим шинелям, оставляя меловой след в виде чёрточки, по которым уже ножницами отрезали лишнее. В результате получалась идеально ровная линия. Шевроны и курсовки, размещаемые на левом рукаве, пришивали и на правый, для эстетики. Ну и конечно аксельбант! Фуражки, чтобы ветром не сдуло, подвязывали леской. Усовершенствованию подвергались и сапоги. Подковы набивали на каблуки и на носки подошв, а в пространство между каблуком и подошвой на шуруп прикручивали две маленькие подковки, при чём до упора не затягивали, оставляя люфт. В итоге звук шага получался мощный, щёлкающий с металлическим звоном. На марше создавалось впечатление, что под ногами роты вибрирует земля.