На пятьдесят оттенков светлее
Шрифт:
— О чем ты думала, Ана? — кричит она, когда предстает передо мной на кухне, заставляя всех в комнате повернуться и смотреть.
— Кейт, пожалуйста. Я уже выслушала похожую нотацию от каждого! — парирую я. Она сердито смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что я стану объектом лекции как-не-уступать-похитителям от Кетрин Кавана, но вместо этого она крепко обнимает меня.
— Черт побери, иногда у тебя пропадают мозги с которыми ты родилась, Стил, — шепчет она. Когда она целует меня в щеку, у нее в глазах слезы. Кейт! — Я так беспокоилась
— Не плачь. Ты меня убьешь.
Она выпрямляется, смущенно вытирая глаза, глубоко вдыхает и успокаивается.
— Итак, на более положительной волне — мы назначили дату свадьбы. Мы думаем о следующем мае? И конечно я хочу, чтобы ты была замужней подружкой невесты.
— О… Кейт… Ого. Мои поздравления!
Вот блин — маленькой «Blip»… Сын!
— В чем дело? — спрашивает она, неверно истолковав мое беспокойство.
— Хм… Я просто так рада за тебя. Немного хороших новостей для разнообразия. — Я крепко обнимаю ее. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Когда же малыш родится? В уме я прикидываю дату родов. Доктор Грин сказала, что я на четвертой-пятой неделе. Так что — где-то в мае? Дерьмо.
Элиот вручает мне бокал шампанского.
Ой. Черт.
Кристиан появляется из своего кабинета мертвенно-бледный и следует за родителями в гостиную. Его глаза округляются, когда он видит бокал в моей руке.
— Кейт, — приветствует он ее прохладно.
— Кристиан. — Она также холодна. Я вздыхаю.
— Ваши лекарства, миссис Грей. — Он смотрит на бокал в моей руке.
Я щурю глаза. Черт возьми. Я хочу выпить. Грейс улыбается, когда присоединяется ко мне на кухне, забирая по пути бокал у Элиота.
— Глоточек можно, — шепчет она, заговорщически подмигивая, и чокается со мной. Кристиан сердито смотрит на нас, пока Элиот не отвлекает его рассказом о последнем матче между «Mariners» и «Rangers».
Каррик присоединяется к нам, обнимая нас обеих, и Грейс целует его щеку прежде, чем присоединиться к Мии на диване.
— Как он? — Я шепчу Каррику, поскольку он и я стоим на кухне, наблюдая, как семья отдыхает на диване. Я отмечаю с удивлением, что Миа и Итан держатся за руки.
— Шокирован, — бормочет Каррик мне, его лоб морщится, лицо серьезное. — Он помнит большую часть своей жизни с его биологической матерью; многие вещи я хочу, чтобы он не помнил. Но это… — Он останавливается. — Я надеюсь, что мы помогли. Я рад, что он позвонил нам. Он говорит, что это ты сказала ему. — Пристальный взгляд Каррика смягчается. Я пожимаю плечами и делаю поспешный глоток шампанского.
— Ты очень хорошо влияешь на него. Он не слушает никого больше.
Я хмурюсь. Думаю, что это не так. Нежеланный призрак Суки-Тролля отчетливо всплывает в моей памяти. Я знаю, что Кристиан разговаривал и с Грейс тоже. Я его слышала. Я вновь чувствую мимолетное разочарование, так как пытаюсь вспомнить их разговор в больнице, но он все еще ускользает от меня.
— Пойдем, присядь, Ана. Ты выглядишь уставшей. Я уверен, что ты не ожидала всех
— Здорово увидеть всех вас, — улыбаюсь я. Потому что это правда, это здорово. Я — единственный ребенок, который вошел в большую, крепкую семью, и мне это нравится. Я прижимаюсь к Кристиану.
— Один глоток, — шипит он и забирает мой бокал из моей руки.
— Да, господин, — хлопаю я ресницами, совершенно обезоруживая его. Он обнимает меня за плечи и продолжает разговор о бейсболе с Элиотом и Итаном…
— Мои родители уверены, что ты святая и можешь ходить по воде. — бормочет Кристиан, когда тянет с себя футболку.
Я свернулась клубочком на кровати, наблюдая за представлением.
— Хорошая штука, знаешь ли, — фыркаю я.
— О, я не знаю. — Он выскальзывает из своих джинсов.
— Они заполнили твои провалы из детства?
— Некоторые. Я жил у Коллиеров два месяца, пока мама с папой оформляли бумаги. Их уже проверяли для усыновления в связи с Элиотом, но было положено ждать по закону, чтобы выяснить, были ли у меня живые родственники, которые хотели бы меня забрать.
— Что ты думаешь по этому поводу? — шепчу я.
Он хмурится.
— По поводу того, что у меня не оказалось живых родственников? К черту. Если они были похожи на шлюху-наркоманку… — он с отвращением качает головой.
О, Кристиан! Ты был ребенком и любил свою маму.
Он натягивает свою пижаму, забирается в кровать, и мягко тянет меня в свои руки.
— Я постепенно вспоминаю. Я помню еду. Миссис Коллиер умела готовить. И, наконец, мы знаем, почему тот ублюдок, так помешан на моей семье. — Свободной рукой он проводит по волосам. — Черт! — неожиданно вскрикивает он, поворачиваясь ко мне в изумлении.
— Что?
— Сейчас это обрело смысл! — Его глаза полны признания.
— Что?
— Птенец. Миссис Коллиер раньше называла меня Птенцом.
Я хмурюсь.
— Это имеет смысл?
— Обрати внимание, — говорит он, глядя на меня. — этот ублюдок оставил требование о выкупе. Он написал что-то вроде: «Ты знаешь, кто я? Потому что я знаю, кто ты, ПТЕНЕЦ».
Это по-прежнему не имеет никакого смысла для меня.
— Это из детской книги. Боже. Она была у Коллиеров. Она назвалась… «Ты моя мама?» Дерьмо. — Его глаза расширяются. — Я любил эту книгу.
О… Я знаю эту книгу. Мое сердце сжалось — Пятьдесят!
— Миссис Коллиер читала мне ее.
Я не нахожу, что сказать ему.
— Боже. Он знал… Тот ублюдок знал.
— Ты расскажешь полиции?
— Да. Расскажу. Только Господь знает, что Кларк сделает с этой информацией. — Кристиан качает головой, будто пытаясь выкинуть мысли из головы. — В любом случае спасибо тебе за этот вечер.
О, меняем направление!
— За что?
— Ты приготовила ужин для моей семьи, за один момент.
— Не благодари меня, благодари Мию и миссис Джонс. Она держит кладовую хорошо снабженной.