На разрыв
Шрифт:
Янка усмехается и тут же мрачнеет.
– А смысл? Всё уже сделано. Ты же видела, какой он пришёл.
Варвара кивает.
– Видела.
– Тренер пытался их сохранить, разговаривал со Златой три раза и дважды – с родителями. И я пыталась, звонила. Сам Егор тоже, конечно. Всё без толку. – Ещё один короткий глоток, и ещё, и ещё. – Всё решила, собрала вещи, спасибо за проведённые вместе десять лет, но дальше нам в разные стороны.
– В нормальной жизни это называют предательством.
– Нормальная жизнь и спорт – практически несовместимые
– И ничего уже не вернуть?
Честно говоря, Варвара бы не стала ничего возвращать: невозможно доверять человеку, если ты уже знаешь, что всадить нож в спину действительно входит в список того, на что он способен.
Янка качает головой.
– Они уже подали заявление в федерацию. Все уже знают, СМИ на ушах, кто бы мог подумать, что кому-то есть какое-то дело… – Она замолкает, и Варваре хочется что-то сказать, заполнить пустоту, но она не успевает: – Хотя до Егора как раз-таки вряд ли. А вот распад чемпионов мира, пусть и юниорских…
Странно, но Варваре неприятно слышать, что никому до Егора нет дела.
– Ты говоришь, распад. Там ведь тоже была пара, два человека. Чемпион мира будет кататься со Златой, а что насчёт чемпионки?
Рука Янки поднимается и опускается – жест отчаяния и безнадёжности.
– Даже не спрашивай… Та ещё оторва, похоже. Съехала от родителей, ну это можно понять, они, похоже, сами все перемены спланировали, а ей не сказали. Спасибо, что просто собрала вещи и свалила, а не перебила в квартире всё, что только можно. Я бы, наверное, перебила. Мы ей звонили, трубку не берёт. Люди говорят, даже на сообщения не отвечает.
Варвара хмурится.
– Люди?
– Она титулованная, талантливая и работящая. Перспективная. Тут даже характер не испугает. К ней очередь из партнёров выстроилась раньше, чем мы поняли, что вообще происходит.
Титулованная, талантливая и работящая, звучит очень даже неплохо. Да и «с характером» – тоже, потому то без характера в спорте всё равно ничего не добьёшься. А если не стараться по максимуму, вспоминает она недавние слова Оскара, то какой тогда смысл?
– Ну, – осторожно говорит Варвара, – раз она никому не отвечает, то, может, ещё не всё потеряно?
Рома во фляжке остаётся на последний глоток, и этот глоток она оставляет Янке без колебаний.
– Может, и так. Перебесится, и ответит кому-нибудь. Не удивлюсь, если через два года выйдет за Канаду или Британию.
Варваре интересно, почему именно через два года, или почему именно за Канаду или Британию (неужели там своих девочек нет?), но разговор не об этом, так что она и не спрашивает.
Спрашивает другое:
– А что, кроме неё, нет вариантов?
Янка допивает ром и закрывает глаза. Лицо у неё осунувшееся, усталое.
– Что есть, что нету… Ты Егора видела вообще? Не хочу, говорит, разбивать чью-то пару. Я его спрашиваю, одиночницу, что ли, возьмёшь? Чтобы еле ехала и ничего не умела?
Почему одиночницы еле едут и ничего не умеют, если в телевизионных шоу даже певицы и актрисы вытворяют такое, что самой Варваре не снилось, опять не понятно, но если Янка так говорит, значит, так оно и есть. Спорить о том, в чём подруга разбирается лучше, нет никакого смысла. Здесь вообще нет никакого смысла о чём-либо спорить.
Можно только придвинуться поближе и осторожно обнять.
– Десять лет, – повторяет Янка, опуская голову. – Десять лет.
Боль и отчаяние можно потрогать руками.
– Слушай, – говорит Варвара, чтобы что-то сказать, – ну так десять лет мы и в школе учились. Это же не значит, что нам там теперь до конца жизни сидеть. Я бы сейчас даже вернуться в свои школьные времена не хотела. Может, пройдёт ещё десять лет, и вы счастливы будете тому, что так получилось? В конце концов, хорошо, что она через десять лет ушла, а не через пятнадцать.
Никто ни от чего не застрахован. Уходят и через пятнадцать, и через двадцать, и через сорок, но это же не значит, что нужно опускать руки?
Янка тихо всхлипывает.
– Ну, а мне-то что делать?
Старшая сестра, она привыкла контролировать и помогать, привыкла принимать решения или хотя бы участвовать в их принятии.
Варвара пожимает плечами.
– Отпустить? Пусть сам решает, большой уже мальчик.
Звучит, наверное, грубо, но Янка не обижается. Только снова всхлипывает:
– Так страшно.
– Ничего страшного, – уверенно отвечает Варвара. – Ты же рядом. Ты же всегда будешь рядом.
Просто это его жизнь, и выбор должен сделать он сам. Мы можем только – сперва, – посоветовать, а потом принять то решение, которое сделают близкие (даже если оно нам не нравится), и всегда держаться поблизости, чтобы помочь, поддержать, утешить, протянуть фляжку с ромом, если понадобится.
– Я всегда буду рядом, – медленно, по словам повторяет Янка её же слова, и Варвара не знает, кому оно адресовано: ей или Егору.
5. Рая
Пожалуй, самое отвратительное в фастфуде – это очереди, которые приходится выстоять, чтобы его получить.
В ресторанном дворике торгового центра работают несколько кафешек самого разного плана: от традиционной русской кухни до суши, не обойтись ни без пиццы, ни без бургерной, есть даже отдельный ресторанчик здорового питания, но очередь Рая стоит не к нему. Точнее, уже отстояла.
Она сидит на деревянной лавочке, широкой и неудобной, держа в руках тёплый бумажный пакет с картошкой фри, ароматным бургером (его наименование в меню невозможно с первого раза ни произнести, ни тем более запомнить) и обжаренными в панировке кусочками курицы. Проблема выбора решилась удивительно просто: Рая просто пристроилась в конец самой длинной очереди, про себя посмеиваясь желанию людей ждать по сорок минут вместо того, чтобы подойти к полупустой линии раздачи любого другого заведения и получить там что-то другое, но всеобщее помешательство сыграло ей на руку – по крайней мере, не пришлось мучительно решать, что конкретно попробовать