На развалинах старого мира

Липницкий Николай

Утро разбудило ярким солнечным лучиком, скакнувшим из окна прямо на лицо. За окном было ясно, вовсю светило раннее солнце, изба приветствовала теплом от уже начавшей остывать печки. Только тело уже привычно затекло от лежания на жёсткой лавке. Ну, сегодня точно Женька придумает что-нибудь. Быстренько подкинул дров в печку и выскочил на крыльцо умываться. Утренняя прохлада бодрила. Крыльцо уютно поскрипывало, создавая ощущение надёжности домашнего быта. Наскоро перекусил вчерашней похлёбкой, глянул на ушастого, привязанного за верёвку к лавке и приговорил его на сегодня.

Ну да. Мясной супчик не помешает. Надо бы вечерком ещё пробежаться по лесу и силки поставить. Пошёл по домам, придирчиво осматривая сохранившийся

скарб, и отбирая нужное для себя. Нашёл большой кусок прелого, но всё равно неплохо сохранившегося брезента. А вот и основа для матраца. Ничего, что грубый и жёсткий. Притащил его домой, надрал дратвы и сшил из него чехол по размеру кровати. А теперь в лес. Сухой мох нашёлся быстро. Осень ведь. Это весной его попробуй найди, когда везде буйно разрастается зелень. А сейчас природа умирает в преддверии зимы. Набил чехол туго. Взвалил объёмный груз на себя и потащил к деревне, когда впереди заслонила проход между деревьями чья-то тень. Уже сбрасывая матрац на землю и, вскидывая самострел, увидел перед собой горбатого деда. И сразу опять покрылся липким потом. Вот и всё. Сходил за мхом, называется. И чего на лавке не спалось? Дед шумно вздохнул, перебирая тонкими грациозными ногами, тряханул бородой, качнув разлапистой шикарной короной рогов на голове, развернулся и рванул в чащу. Только сучья затрещали под плоскими копытами. Женька уселся на свежеизготовленный матрац, не имея сил стоять на ватных от страха ногах, и вытер липкий пот со лба. В хорошем настроении, видать, дед попался. Или торопился куда? Вон как бросился напрямик через бурелом.

Вернулся домой, бросил матрац на кровать и плюхнулся сверху. А неплохо получилось. Мох приятно проминался, принимая очертания тела, и мягко пружинил. Надо бы ещё и подушкой озаботиться, но на первое время и котомка под голову сойдёт. Слишком много дел ещё переделать надо. По деревне отобрал нужный скарб и кухонную утварь, попутно удивившись тому количеству домашнего скота, что здесь держали до Ужаса. В каждом дворе и птичник, и коровник, и свинарник. И куча костей, уже давно выбеленных временем. У Женьки всегда было двоякое отношение к домашней скотине. С одной стороны, животина, конечно, нужная. Тут тебе и кожа, и мясо, и молоко. А с другой стороны, бесила эта фатальная покорность, с которой они на убой шли. Не раз он наблюдал, как та же корова мычит жалобно, предчувствуя свою гибель, слёзы в глазах стоят, а всё равно покорно горло под нож подставляет. Лесной зверь не такой. Тот же ушастый до конца за свою жизнь бьётся. На спину падает и своими мощными лапами отбивается, стараясь поразить когтями. Да и хватануть зубами может. А зубки у него ещё какие! А уж про куну или кого покрупнее и говорить не стоит.

Закончив со скарбом, принялся за дрова. Начал с самого крайнего двора и стал отбирать хорошие поленья. Тут же относил их к себе во двор. До вечера умаялся так, что, махнув рукой на ушастого, сунул ему немощный кочан капусты и, долив ему в ржавую банку воды, перекусил запеченным ещё в лесу мясом и улёгся спать. А ночью Женька опять проснулся от тревожного чувства. Всё то же ощущение, что он не один. Ступеньки крыльца заскрипели от немаленького веса. Осторожно поднявшись с кровати, он на цыпочках подкрался к окну и выглянул в окно. На крыльце стоял волколак. Всё так же задумчиво, как и в прошлый раз, он стоял, слегка сгорбившись, смотрел на дверь и поскрёбывал когтями по свалявшемуся меху на вяло вздувающихся боках.

Ни жив, ни мёртв, Женька сидел под окном, глядя на монстра, шумно обнюхивающего входную дверь. Сколько это продолжалось, парень сказать не мог. Казалось, прошёл год или два, пока волколак не встряхнулся, рыкнул и, развернувшись, ушёл со двора. Интересно, его преследует один и тот же зверь, или сейчас в гости другой зашёл? И что им всем от него надо? Жене захотелось выть от страха и безысходности.

Впервые по-настоящему остро он почувствовал своё одиночество и беззащитность. Хоть головой в петлю. Раньше он как-то не особо задумывался об этом. Все мысли были заняты выживанием. А сейчас, когда жизнь начала понемногу налаживаться, накатило. Парень упал на кровать и заплакал, как когда-то глубоко в детстве. Он так и не заметил, как уснул, вот так, лёжа и глотая слёзы.

Всю следующую неделю Женька занимался хозяйством. Перетаскал дрова со всей деревни, и сейчас, каждый раз проходя мимо поленницы, радовался, что обеспечен дровами на всю зиму. Потом занялся колодцем. Весь день вычёрпывал протухшую воду вперемежку с палыми листьями и прочим мусором. Устал основательно. А ещё нужно было заниматься разделкой ушастых, которых каждое утро собирал из силков, обработкой шкурок и засолкой мяса. Благо, что в домах соли немало нашлось, хоть изакакменевшей, бурой, схватившейся крепким комком, но, всё же годной в пищу.

После колодца наступила очередь огородов. И пусть овощи выродились и стали совсем мелкими. Зато, хоть что-то есть. Можно заготовочку на зиму сделать, да и потом в огороде что-то посадить. Может, придут в свой культурный вид к следующему урожаю. А вот тут Женьку ожидало очередное нервное потрясение. Уже в первом же огороде он нос к носу, как говорится, столкнулся с сытью. И, ведь, оружия при себе никакого, кроме лопаты и ножа. Да и, будь с собой самострел, завалить зверюгу с первого выстрела вряд ли получится. Тут подстраховка нужна. Хоть один человек ещё с самострелом. А раненная сыть очень опасна. Она обиды не прощает. Будет преследовать, пока не отомстит.Однако сыть вела себя как то странно. Внимательно осмотрев человека, она несколько раз с шумом втянула носом воздух, развернулась и спокойно пошла прочь, временами поигрывая кошмарными когтями на толстых лапах, от чего порядочные куски дёрна летели в стороны.

Озадаченный поведением такой опасной зверюги, Женька бросил лопату и вернулся в дом. Уже ничего не хотелось. Работа и подождать может, а сердце, бешено колотящее внутри, нужно унять. Парень налил в кружку отвар смородинового листа, и уселся за стол, бездумно глядя в окно. То, что происходило вокруг, напрягало. Волколак, уже три раза навещавший его по ночам, Дед горбатый, ломанувшийся прочь, сыть, пренебрегшая добычей и удалившаяся в лес. Ещё и рука болит. Он развернул тряпицу и осмотрел культю. Первые фаланги пальцев уже отросли. И, что любопытно, чем больше отрастает, тем больше болит. А раньше чесалась только.

В этот день Женька больше на улицу не выходил. Просто не мог себя заставить. Казалось, что под каждым кустом его поджидает сыть. А ночью всё прислушивался, боясь очередного визита знакомого волколака. Но ночь, как ни странно прошла спокойно. Никто его не навещал, никто не топтался на крыльце и не принюхивался к двери. Спокойствие продолжалось ещё дня три, после чего следующий визитёр опять загнал Женьку домой. Всё случилось настолько обыденно, как может случиться только, наверное, в сказках какого-нибудь охотника – бахвала.

Женька рано утром вышел на крыльцо, потягиваясь и ёжась от утренней свежести, когда взгляд упал на дорогу, тянущуюся через всю деревню. По ней, не торопясь, брёл по своим делам хозяин. Потряхивая свалявшейся в колтуны шерстью, он важно шествовал между домов, мягко ступая своими лапами, по обыкновению подворачивая их внутрь. Появление на крыльце одного из домов человека, стало такой же неожиданностью для него, как и для Женьки появление хозяина. Зверь остановился, повернулся к парню, шумно втянул носом, глядя в глаза обмершего от страха бедняги. Женя стоял и не знал, что делать. Укрыться в доме – не вариант. Эта туша без труда вынесет дверь и ворвётся в дом. И отбиться не получится. С таким зверем в одиночку не справиться.