На росстанях
Шрифт:
— Я, господин редактор, и есть один из тех, которые в заметке значатся под таким титулом.
Редактор взял из рук Лобановича газету, взглянул на заметку. Лицо его сразу переменилось. В выцветших глазах блеснул злой огонек.
— Так что вам нужно? — спросил редактор так сердито, словно перед ним был не молодой человек, а какой-то вредный гад.
— Если человека незаслуженно обливают помоями, — спокойно, хотя и с горечью в голосе ответил Лобанович, — то совершенно естественно, господин редактор, что этот человек хочет очиститься от
Редактора, показалось Лобановичу, тронули эти слова.
— Я не понимаю вас, — сказал он.
— Дело вот в чем, господин редактор: то, что написано про нас в вашей газете, ни в какой мере не отвечает действительности.
Редактор недоуменно взглянул на посетителя.
— Как же так? Но было же у вас недозволенное, запрещенное законом собрание? Даже и постановление вы написали! — запротестовал редактор.
Лобанович глянул редактору в глаза.
— Жалко, что пристав, которому, конечно, хотелось выслужиться, взял одно только так называемое постановление. Но почему он не позаботился присоединить к нему полтора десятка пустых бутылок из-под водки? Тогда было бы понятно, откуда и как могло появиться это постановление.
Редактор недоверчиво покачал головой.
— Чем же объяснить тот факт, что в одном селе собралось свыше двух десятков учителей?
— В этом селе, господин редактор, их более трех десятков. Такое уж наше село Микутичи — окончил учительскую семинарию один и показал дорогу десяти.
Как ни старался редактор поймать Лобановича, ему это не удавалось. Все, что говорил Лобанович, казалось правдивым и естественным. Тогда редактор попытался повести атаку с другой стороны.
— Скажите, вы специально зашли ко мне, чтобы опровергнуть выставленные против вас обвинения? — поставил он вопрос ребром.
— Поверьте, господин редактор, я зашел к вам совершенно случайно. Скажу вам правду: я еду — и не по своей воле — из Вильны. Там я имел кое-какой заработок — занимался с детьми одного железнодорожника. Но позавчера мне жандармский ротмистр категорически заявил, чтобы я покинул город, если не хочу быть высланным по этапу. Изредка давал я также кое-какие материалы и в орган виленского генерал-губернатора, в газету "Виленский вестник".
Лобанович заметил, что на столе редактора как раз и лежала эта газета. В подтверждение сказанного он достал свой "талисман" — аккуратно и красиво заполненный корреспондентский билет. На глазах у Лобановича с редактором произошла перемена — из сурового он сделался ласковым. Совсем иным тоном он сказал, подняв на Лобановича выцветшие глаза:
— Вот что. Обо всем, что вы рассказали мне относительно учительского собрания, напишите в "Менский голос", напишите так, как было в действительности. Я помещу это в газете. Думаю, молодой человек, что это послужит вам на пользу и на пользу вашим коллегам. Я… — не без гордости заметил редактор, но перестроил свою фразу без "я": — К "Менскому голосу" прислушиваются и считаются с ним и его превосходительство менский губернатор, и его преосвященство епископ Менский и Туровский, и все высшие чиновники губернии.
Лобанович заметил склонность редактора к самохвальству и решил использовать это.
— Господин редактор! Мне довелось читать малоизвестного писателя Лейкина. Один из его героев на банкете сказал: "Любили правду мы сызмальства и награждены за это от начальства". Я хочу сказать, что и ваша любовь к правде начальством замечена.
Редактор сладко улыбнулся. Видно было, что эти слова пришлись ему по вкусу. А когда Лобанович поблагодарил его за гуманный прием, редактор встал со своего широкого кресла и крепко пожал руку посетителю.
— Так вот, жду вашей статейки.
Когда Лобанович возвращался из "Менского голоса", ему казалось, что за плечами у него выросли крылья. Без помощи Лисковского и Власюка, без адвоката Семипалова он сам сумел сделать кое-что на пользу себе и товарищам. Не задерживаясь нигде, он быстро шел на квартиру Болотича — там он решил написать "статейку".
К этому времени, закончив свои дела, Болотич сидел в кабинете и наводил порядок на письменном столе, хотя этот порядок и без того был на должной высоте. Болотич сразу заметил веселое, возбужденное настроение своего друга.
— Ну как, Андрей? "С победой, Гришка, поздравляю и расцарапанной щекой"? — спросил он.
— Вот что, Болотимус-Болото, дай мне пару-другую листов бумаги, и ты посмотришь, что я на них напишу, куда и для кого.
Болотич искренне и весело смеялся, выслушав рассказ Лобановича о разговоре с редактором и о результатах встречи.
— Это называется провести попа в решете, — шутливо заметил Болотич. Он вынул из стола с десяток листов хорошей, гладкой бумаги: — Пиши сколько влезет!
Лобанович выбрал спокойный уголок в квартире и сел за работу.
XXVI
Статья Лобановича под названием "Как оно было" появилась через день в "Менском голосе" за подписью "Кудесник". Прочитав ее, Болотич широко раскрыл глаза и некоторое время молча смотрел на приятеля.
— Вот попробуй разобраться, где правда, а где хитрая выдумка! — восхищенно сказал он.
— Между правдой и выдумкой, похожей на правду, трудно, мой друже, провести границу, — заметил Лобанович. — Канву для них дает сама жизнь.
— Замысловато говоришь, мой братец. Не выпив чарки доброй настойки, ничего не разберешь.
Сказав так, Болотич направился к своему довольно красивому и даже уютному буфетику, достал вместительную бутылку и поставил ее на стол.
— Это, братец мой, вроде польской старки. Долгов время я хранил ее на торжественный случай.
— Тем самым, дорогой мой Болотимус, ты доказываешь, что ты мой настоящий друг, каким был и в семинарии.
Наливая настойку в чарки, Болотич серьезным тоном заметил: