На росстанях
Шрифт:
— Смотри же, бабка, не говори паничу, что я здесь была! Боже сохрани, бабка, не говори! — сказала она и бегом бросилась во двор.
Вскоре оттуда послышался ее звонкий голос. Она пела какую-то песню.
Бабка тихонько усмехнулась про себя и проговорила вслух:
— Веселая, хорошая паненка! — И о чем-то задумалась.
Через минуту бабка сама вошла в комнату. Ей хотелось узнать, какую штуку выкинула там паненка.
— Цветочки принесла… Пусть, дескать, вспомнит обо мне.
Бабка взяла в руки букетик, посмотрела на него, поднесла к носу и снова положила на стол. Она почему-то вздохнула и вышла.
Это
Когда уже совсем стемнело, пришел Лобанович. Он зажег лампу. При свете заметил цветы.
"Кто же это положил их сюда?" — спросил он себя и начал разглядывать букетик.
Вечер был теплый и тихий. Лобанович подошел к окну и открыл форточку. В окнах комнат подловчего не было света. Значит, там никого нет, или, может быть, еще рано было. Со двора в комнату учителя доносился шум деревенской улицы. Где-то в конце деревни пиликала скрипка, слышался радостный смех девчат, их крики и визг. Видимо, за девушками гонялись хлопцы, ловили и дурачились с ними. Потом девчата хором пели "веснянки". Звонкие молодые голоса будили покой этого тихого вечера, и отголоски их замирали где-то в сонной тиши болот.
На ясном небе загорались звезды, мерцали, светились разноцветными огоньками, переливались, словно это трепетали алмазными крылышками какие-то диковинные мотыльки. И было что-то необычайно торжественное и величественное в далекой красе недосягаемых звезд, в молчании темного, бездонного неба, перед беспредельностью и таинственностью которого умолкали мелкие заботы земли.
"Скольким людским поколениям светили эти звезды! — размышлял учитель. — Эти бесчисленные массы людей давно исчезли с лица земли, и ветер давно разрыл их могилы и разнес по свету прах костей их, а они, спокойные звездочки, каждую ясную ночь будут светить своим безмятежным блеском, равнодушные ко всем волнениям и тревогам мятущейся человеческой души. И мы проживем свой век, сколько нам назначено, этот невыразимо короткий миг, крохотное звено в бесконечной цепи жизни, и никакого следа не сохранит после нас безжалостное время. И стоит ли так привязываться к жизни — ничтожному мгновению в безостановочном ходе времен?"
И какая-то безотчетная печаль охватила учителя. О чем? Может быть, о ничтожности и мизерности человеческой судьбы, человеческой жизни. Он опустил голову над столом и сидел неподвижно. Легкий внезапный шорох возле окон заставил его очнуться. Он поднял голову, и в тот же миг на стол упало несколько таких же самых цветочков, какие были и в букете. Некоторые из них, видно, не попали в форточку, а лишь легонько коснулись стекла и остались за окном. Грустные мысли о ничтожности человеческой жизни были, таким образом, неожиданно вспугнуты чьей-то рукой, бросившей эти цветы.
Лобанович быстро бросился к форточке, но за окном все было тихо, и только шумливая, многоголосая улица слагала свой гимн этой молодой земной жизни.
"Неужели это Ядвися?" — спросил себя учитель.
— Бабка! — позвал он.
— Что, паничок?
— Ты не спишь еще?
Дверь скрипнула. Вошла сторожиха.
— Не знаешь ли ты, бабка, кто принес сюда цветы?
Сторожиха вначале притворилась, что ничего не знает, а чтобы убедить в этом и учителя, взяла цветы и стала разглядывать их. Но как ни хитрила бабка, учитель прочитал на ее лице, что она притворяется.
— Ой, бабка! Грех тебе, старенькой, обманывать! Не любишь ты меня, не жалеешь. Я уж по одному тому не поверю тебе, что ты знахарка. Ты должна знать.
— Ой, паничок! Ну кто же вам может принести цветочков, как не паненка!
— Какая паненка? И почему паненка, а не какая-нибудь молодица?
— Кто же их, паничок, знает, кто к вам сильнее льнет, паненки или молодицы, — все еще хитрила бабка. Но ей самой не терпелось сказать, и она начала смеяться. — Паненка сама сюда заходила и положила их вам. Только она, паничок, просила, чтобы я вам не говорила.
— Поймаю ее когда-нибудь.
— Поймайте, паничок, поймайте! — проговорила бабка, готовая даже помогать своему паничу ловить паненку.
— Почему ты, бабка, не идешь на улицу песни петь?
Старушка посмотрела на учителя, серьезно он говорит или шутит.
— Кончено, паничок! Отпела я уже свое.
— А жаль тебе своей молодости?
— Что ее, паничок, жалеть? Жалей не жалей — не вернется назад.
— А ты хотела бы вернуть ее?
— Э, паничок! Я об этом и не думаю. Ни к кому она не возвращается.
— Значит, нужно, бабка, пользоваться ею и взять от нее все, чем она мила и люба!
— Да, паничок, что теперь потеряешь, того потом не найдешь.
Этот разговор совсем не интересовал бабку, и она несколько раз зевнула. Наконец сказала:
— Поздно уже, паничок. Оставайтесь здоровы!
Сторожиха медленно побрела в кухню на свою печь, откуда послышалось какое-то бормотание — не то она разговаривала сама с собой, не то молилась.
На улице еще долго звучали песни, да где-то со двора доносился лай потревоженной собаки. Запоздалый месяц загорелся золотым пожаром за угрюмым лесом, черневшим невдалеке от железной дороги, и медленно поднимался над притихшей землей. Ночь становилась молчаливее и глуше и все тяжелее опускалась на землю. Учитель долго сидел возле окна, погруженный в раздумье. Спать не хотелось, и он долго ворочался, пока сон не смежил глаза. На столике возле кровати лежал букетик увядших цветов.
…Весна вступала в силу. Снег уже совсем сошел с полей. Ожили болота. Жалобно застонали чибисы, тяжело летая над водой. Высоко в небе звенели жаворонки. Подсохшая земля начинала искриться зеленым бархатом нежной, пахучей травки. То один, то другой из учеников переставали ходить в, школу.
— Вот что, дети, — сказал однажды учитель, — сегодня после обеда приходите с лопатами. Будем копать ямки, а завтра все пойдем в лес, принесем молодых деревец и посадим их вокруг школы.
Дети друг перед другом спешили заверить учителя, что они принесут лопаты, и с веселым гомоном, как пчелки из улья, высыпали на улицу, наполняя ее звонкими, счастливыми голосами.
После обеда дети весело спешили с лопатами в школу, прибегали к учителю на квартиру, с удовольствием сообщая ему, что его наказ выполнен. Даже маленький Павлик Рылка, самый младший в школе, гордо нес лопату, сгибаясь под ее тяжестью.
Учитель пришел в школу и повел детей во двор. Вместе с учениками наметил места для ямок, потом дал задание ученикам, разделив их на группы, и сам выкопал первую ямку, чтоб показать детям, как надо это делать.
— Что это вы делаете?
Ядвися незаметно подошла к Лобановичу. Так хорошо знакомый ему голос привел его в какой-то трепет. Сердце забилось сильнее.