На рубежах южных
Шрифт:
Говорили негромко, с уверенностью.
— Казаки не подведут, — басил Осип, — гнева у них с достатком.
— Кубань вся за нас, — заверил седоусый казак Чуприна, служивший с Дикуном ещё на кордоне.
Федор слушал, не перебивая. Неожиданно Митрий вставил:
— Кубани одной не удержаться. — Все насторожились. Митрий продолжал: — У царя солдат много, а казаков одних — что?
Собакарь вспыхнул.
— Ты что же, собачий сын, сам в казаки приписался, а нас поносишь?
Митрий спокойно возразил:
— Не в обиду я сказываю. Сдается мне, к нам надобно идти. В губерниях крестьяне
— Экий ты, Митрий, горячий, охолонь трошки! — спокойно возразил Дикун. — Дай бог у себя дома управимся, а там видно будет. Чего загодя шкуру живого медведя делить…
— В своём приходе намолимся, а потом в чужой пойдём, — поддакнул Ефим.
Замолчали. От гор повеяло прохладой. Где-то далеко за Кубанью мерцал, вспыхивая и затухая, костёр. Темной стеной смутно рисовался лес, почти вплотную подступающий к крепости.
— Осип! — нарушил молчание Дикун. — Пушки и порох в порядке держи, наготове… Всего можно ждать…
— Это верно! — поддержали все.
— А на вас, станичники, — обратился Федор к казакам, — вся наша надежда. Большое мы дело начали. Надумали мы скинуть своих атаманов и старшин, своих выбрать. Чтоб наше казачество вольным было. Чтоб была у нас своя, вольная казацкая Кубанская Сечь. А для этого должны мы немедля ехать каждый по своим станицам, народ созывать, атаманов скидывать да спешить сюда на помощь.
— Как пробудятся черноморцы, — поддержал Собакарь, — то там и донцы за оружие возьмутся. Они ещё от прошлого не остыли [4] .
Он встал. За ним поднялись и другие.
— Поклянемся, други, что крепко будем вместе держаться, — предложил Дикун.
И раскатилось над Кубанью:
— Клянемся!
Глава VI
Солнце, разорвав облачную дымку над буйной Кубанью, разбудило пёстрый лагерь казаков. Лучи его пробежали по возам с поклажей, опоясавшим по старому казацкому обычаю весь стан. Расправив плечи, поднялся Шмалько. Он положил мешок на воз, потом нагнулся, растолкал Полового.
4
Собакарь имел в виду восстание донцов 1792–1794 гг., в связи с переселением 12 донских полков на Кубань.
— Ефим, подбери брюхо. Ишь, выкохал, как у доброго кабана.
Ефим протёр глаза, сел.
— Что за чертовщина приснилась мне, Осип? Ну, прямо, тьфу! Вроде подошёл до меня козел и бодает…
— Ну?
— От тебе и ну. А у того козла, Осип, знаешь чья была голова?
— Чья?
— Твоя!
— Тьфу! Были б у меня рога, я бы тебя так боднул, чтоб твоё дурное сало из пуза вылезло, — смеялся Осип.
Они спустились к Кубани, умылись. Вытираясь рукавом свитки, Шмалько спросил:
— Ты думаешь, Котляревский смирился? Он, вражий сын, наведёт сюда солдат, попомнишь меня.
— Солдат хуже черта, — вставил Ефим. — То ещё моего деда присказка. Раз ночью почудилось мне, что черт под окном. Кричу: «Дед, черт в хату лезет!» А он мне: «Не замай, абы не солдат!»
Подошел Митрий с незнакомым казаком. Под левым глазом у казака разлился огромный синяк.
— Это ж кто тебя угостил, станичник? — поинтересовался Шмалько.
— Атаман на прощанье, — усмехнулся казак. — Незамаевцев я привёл. Скинули мы своего атамана, так он со схода и домой не заходил, сбежал.
— Добре! Добре! — кивнул Половой. — Только погано, что атамана упустили. Надо было его киями напоследок пощекотать. Ну да ничего, он далеко не уйдёт, когда-то поймается…
— А где Дикун? — спросил казак.
Шмалько развёл руками:
— Если не в лагере, так, значит, в крепости.
— Эх, с такой силой да в наши края! — Митрий прищурился. — Вот бы нагнали страху господам!
— А начто нам ваши господа, — прервал его Ефим, — у нас своих тут больше чем потребно.
Переговариваясь, они пришли в лагерь. Горели костры, в подвешенных казанах варилась каша. Тысячи людей толпились возле костров, спали, шумели, разговаривали. Прислонившись спиной к колесу, пожилой длинноусый казак зашивал разорванную штанину. Другой, в стороне, точил саблю, раз за разом пробуя её острие на огрубевшем ногте.
Посреди лагеря белела палатка. В ней Шмалько и Половой застали Дикуна и ещё нескольких казаков. Густой синий дым от самосада застилал палатку.
— Надобно нам по станицам своих атаманов выбрать, — говорил Федор, — а старых, кто противиться зачнёт, сюда гнать, на наш суд.
Неожиданно Дикун смолк, насторожился. Послышались крики. И вдруг весь лагерь загудел, словно встревоженный улей.
Поспешно поднявшись, Федор вышел из палатки. За ним последовали и другие.
— Вон, вон, смотрите! — кричали казаки.
Теперь уже ясно было видно, что к лагерю шёл большой отряд. В степи клубилось быстро приближающееся облако пыли.
— Сдви–нуть во–зы! — громко, зычно крикнул Дикун. — Приготовить пищали! — Он повернулся к Осипу. — Бери коня и скачи в крепость. Оттуда пушками поддержишь!
Пушкари вскочили на первых попавшихся коней и помчались к крепостным воротам. Бывалые казаки быстро сдвинули возы, соорудив из них сплошную стену. Шумливый лагерь был готов к бою. Нависла напряжённая тишина.
— Что это за войско? Не похоже оно на драгун! — размышлял Собакарь. — Если против нас, так что-то мало их…
— Они, Никита, в пыли растаяли, — пошутил Ефим, поудобнее пристраивая пищаль.
— Может, это вражеский дозор? — высказал предположение Дикун. — А следом и другие появятся…
— Нет, — возразил Собакарь, — то не драгуны. Вглядись получше, Федор, посадка не драгунская, на сёдлах не приседают…
Дикун присмотрелся.
— Правду говоришь.
— А может, это к нам из станиц помощь идёт?
— Не может быть! Они из-за Кубани идут…
Видимо, подходившие догадались, что им готовится недобрая встреча, отряд остановился. Облако пыли закрутилось на месте. Из него вырвался одинокий всадник на вороном резвом скакуне и, размахивая шапкой, поскакал к лагерю. Красные шаровары и жёлтый кафтан пестрели на ярком солнце.