На рубежах южных
Шрифт:
— Не нужно, там все чужое…
Она закинула руки на шею Федору, прошептала:
— А я уж думала, что ты не придешь… Ждала тебя… Всё время ждала…
Горячие губы сами прижались к его губам.
Коротка ночь для влюблённых. Утром ушёл Федор от Анны.
В просторную хату васюринского атамана Балябы собрались казачьи старшины: полковники, есаулы. Они съезжались сюда тайно, прикрываясь ночной теменью. Входили по одному, здоровались.
Окна для предосторожности завешены ряднами.
— Здорово, панове! — наклоняясь под потолочной балкой, в хату вошёл Кордовский. Он сел рядом с приезжим. — Сегодня получил сведения, что отряды бунтовщиков намерены идти на Усть–Лабу. Об этом уже известно Тимофею Терентьевичу и полковнику Михайлову.
Наступило тягостное молчание.
— Что предпримем? — сухо спросил Кордовский.
Слышно было, как с присвистом дышал приезжий полковник. Наконец он поднялся:
— Покудова зачинщики не будут изъяты, до тех пор не станет во всём войске спокойствия.
Приезжий полковник, инспектор кавалерийских полков Пузыревский, по повелению Павла обследовал состояние кавалерийских частей на Кавказе. Возвращаясь в Петербург, он решил проведать своего друга Котляревекого. Но визит оказался неудачным.
— Петр Александрович верно говорит, — кивая на Пузыревского, согласился Кордовский. — Но как нам зачинщиков захватить?
— Своими силами мы ничего не сделаем, — перебил майор Еремеев.
Лицо у него заплыло кровавым подтёком. Еремеев до сих пор злился на Котляревекого, что тот послал его арестовывать Дикуна и Шмалько.
— Пока ждать будете, бунтовщики вам голову снимут, — сердито возразил Пузыревский. — Помощь-то неизвестно когда подойдёт. Надо действовать иначе. — И немного подумав, предложил: — Кому-то из вас предстоит в ближайшее время пойти в стан к бунтовщикам и посоветовать, чтоб главари поехали с жалобами в Петербург. А там, — Пузыревский сжал кулак, — их там мигом в бараний рог скрутят… Ну, а без зачинщиков, я думаю, со всем этим сбродом не мудрено будет справиться.
Старшины переглянулись.
— Не выйдет, Петр Александрович, — нерешительно возразил Кордовский.
— Это же почему? — поднял одну бровь полковник.
— Казаки не поверят нам.
— Гм! Так, господа. А огонь бунта горит. Кто его погасит? Ждать изволите? — Пузыревский криво усмехнулся. — Так кому ж идти, мне, что ли?
— Пусть попробует, — шепнул Еремеев сидящему рядом Белому. — Это ему не по паркету ногами шаркать.
— Что говоришь? — не разобрал старый есаул, — На каком паркете?
Майор отшатнулся от него.
Все повернулись в их сторону. Хозяин хаты подошёл к каганцу, подтянул фитиль. Желтое пламя, выбросив грязное облачко копоти, разгорелось ярче.
– — Если ждать дальше, то бунтовщики несомненно получат поддержку и от донцов, и от крепостных, — снова заговорил Пузыревский. — Вам, должно быть, известно, что с восшествием на престол его императорского величества Павла Петровича злые языки пустили слух, что крепостным выйдет воля. И ныне во многих губерниях снова волнения начались. Наша задача — не дать бунтовщикам соединиться. А коли выйдут бунтовщики на Волгу, вокруг них объединятся все малые шайки — и не миновать тогда второй пугачёвщины. Государь нам этого не простит.
Пузыревский обвёл их мутными глазами.
— Думайте, не думайте, а идти к бунтовщикам придётся. И если вы боитесь, я сам пойду.
Всю ночь перед поездкой в казацкий стан Пузыревский не смыкал глаз. Буйная вольница, которая не раз потрясала устои царства российского, вновь взволновалась. И ему через несколько часов предстоит увидеть этих бунтарей. Как встретят они его? А может… Пузыревский старался отогнать от себя непрошеную мысль.
Ну… ну, а если ему удастся обезглавить восстание — тогда обеспечен и генеральский чин, и орден. Стоит рисковать!
На рассвете он забылся в беспокойном сне…
В лагерь отправился вдвоём с протоиереем. Когда они подъехали к проходу меж возами, дорогу им загородил здоровенный детина. Ухватив коня за повод, он сумрачно взглянул на полковника.
— Куда прёшь?
Пузыревский сквозь зубы ответил:
— Нужно видеть вожаков ваших. — И, глядя на хмурые лица подошедших казаков, добавил: — Из Петербурга я, от его императорского величества…
— Никита, — крикнул казак. — Тут офицер Дикуна ищет.
Подошел Собакарь, спросил протоиерея:
— А ты, батя, чего заявился? Панихиду мы не заказывали навроде, о здравии за нас ты служить не будешь… — И закончил, переведя взгляд на полковника: — Ну, раз приехали, то поняйте за мной.
Кони двигались медленно. Множество костров с подвешенными казанами горели по всему лагерю. Проезжая, Пузыревский обратил внимание на оружие черноморцев: пики, сабли, у многих за кушаками пистолеты. Почти у каждого казака мушкет или пищаль.
Одни смотрели на проезжающего офицера равнодушно, другие — с неприкрытой ненавистью. Зато на протоиерея Порохню все глядели с откровенным любопытством.
Из парусиновой палатки, откинув полог, выкатился невысокого роста толстый казак.
— Глянь, Федор, — позвал он, — сам святой отец к нам пожаловал!.. Благословляй, отче, грешников, отпускай грехи!
На зов вышел Дикун.
— И кому ты, Ефим, так обрадовался? — увидев полковника и протоиерея, он удивлённо спросил: — А вас зачем нечистый принёс?
Пузыревский соскочил с коня.
— Дикун?
Федор недружелюбно ответил:
— Он самый.
— Хочу поговорить с вами.