На самолете в Америку
Шрифт:
Волны окатывают нас до самой головы.
Два часа бьемся, наконец привязали и поднялись на борт американского судна.
На палубе матросы выстроены во фронт. Офицеры и капитан отдают нам честь. Американцы смотрят на нас во все глаза. Они понять не могут, как же мы пролетели в такую бурю.
Капитан говорит:
— В такую погоду я ни за что не вышел бы в море.
СЮАРД
Как только мы попали в каюту — повалились на койки и заснули.
А на другой день вылетели из Уналашки в Сюард. Сюард — город недалеко от Аляски.
От Уналашки до Сюарда — 1.300 километров.
Ни дождь, ни туман, конечно, не прошли. Все так же налетают шквалы.
— Помните ли вы, что такое солнце, дядя Том? — спрашивает Фуфаев.
— Давно забыл! — И дядя Том безнадежно махнул рукой.
Я посмотрел на него, на других и испугался.
Неужели мы все такие страшные? Больше всего мы похожи на сумасшедших. Щеки у всех ввалились, глаза горят, как в лихорадке, веки красные, воспаленные. Это от бессонных ночей и ветра. Движения у нас нервные, быстрые. Мы напряжены до последней степени.
У нас одна мысль:
«Скорей!»
Уже далеко отлетели от Уналашки, и вдруг я заметил, что компас показывает не на Северный полюс. Новая беда! Значит, в Алеутских островах много магнита, и он отводит стрелку в сторону.
Так вместо Америки можно опять попасть в Европу.
За этой бедой — другая. На наших картах нарисованы острова, а на самом деле их нет, или острова на самом деле есть, а на карте их нет.
Надо решать головоломные задачи, чтобы держать точный курс.
Мы летим низко. Под нами — островок. Вернее — торчит из океана большой камень. Не на все же камни обращать внимание! Но вдруг островок зашевелился. Вот это уже странно! Алеутские острова — вулканического происхождения: так, может быть сейчас извержение вулкана будет? Посмотрим.
Но вместо извержения с камня посыпалось что-то в воду.
Оказывается — это нерпы. [6]
Они сплошной массой покрывали камень, а когда испугались нашего шума — пачками закувыркались в воду. Через секунду камень был гол.
Хоть нам было и не до смеху, но нерпы рассмешили нас. Они так забавно кувыркались от испуга.
Через восемь часов полета мы прилетаем в город Сюард.
«Город» удивил нас.
Сверху кажется, он поместился бы на ладони, да и на самом деле он весь — один квадратный километр. А мостовых нет.
6
Нерпы — ушастые тюлени.
— Как нет? — удивился Алеша.
Мы тоже были удивлены.
— А что же вместо мостовых?
— Пашет. Хоть танцуй. Пройти страшно.
Весь Сюард выехал на автомобилях встречать нас.
— Какая гадость, — сказала Лида.
— Отчего? — спросил Борис.
— Меня тошнит, когда я еду в автомобиле.
— Да что ты! Ну, а американки ничего.
В честь нашего приезда устроили банкет. Нас поздравляют, преподносят цветы, но мы думаем о тех девятистах километрах, которые нам завтра надо пролететь от Сюарда до Ситки.
БОЛЬНОЙ МОТОР
Мы готовимся к отлету.
Фуфаев, дядя Том и Шестаков лазают с масленками по самолету. Они заправляют моторы маслом, а я вожусь со своими приборами. Опять — буря. «Страна Советов» мечется на толстых «концах». Концы» могут не выдержать, и «Страну Советов» унесет. Холодные волны перекатываются через наши плечи. Руки стынут и держаться трудно.
— Борис, а как же ты работал одной левой рукой? — в испуге спрашивает бабушка.
— И сам не знаю. В городе мне перевязали ее как следует, но сказали, что если я загрязню — будет заражение крови и тогда руку придется отрезать.
— Какой ужас! — воскликнула Лида, — Но ее ведь не отрезали?
Все захохотали. У Бориса рука была на месте.
— Как видишь, — сказал Борис и продолжал дальше:
— Фуфаев вое время хмурится. Ему надоел левый мотор: чем дальше, тем хуже и хуже он работает.
Из Ситки нам шлют радиограммы:
«Лететь нельзя: буря».
В бурю мы и вылетели.
Ветер дует в бок. Сбивает. Опять все кругом застилают низкие тучи и туман.
Отлетели 400 километров — и левый мотор дает перебои, он еле работает. А правый, перегруженный, воет неистово.
Он может испортиться каждую минуту и тогда...
А до берега 500 километров. 500 километров это много, когда кругам сырая мгла, когда она скрывает горизонт, когда порывы ветра мешают лететь самолету и когда один мотор вот-вот перестанет работать, а другому не по силам одному тащить тяжелый самолет. Невольно посмотришь вниз, на волны, как они переворачиваются там, шевелятся точно что-то живое.
Проходят часы, а мы летим. Теперь до Ситки не больше 50 километров. Кажется, на этот раз мы долетим. И действительно — мы благополучно спускаемся у города Ситки.
И все-таки каким-то чудом долетели до Ситки.
Здесь поражены.
— Как? Вас не съели акулы? — спрашивают американцы.
Как будто бы нет. Американцы думали, что мы в эдакую бурю погибнем.
НОВАЯ КАТАСТРОФА
— Что? Это последний перелет? — спрашивает Шестаков Фуфаева. Хотя Шестаков и сам знает, что последний — а не верит. И мы не верим. Неужели 1.500 километров, и мы в Америке? На материке? Нет, должно быть это просто так, — и мы всю жизнь будем лететь над океаном. Весь полет кажется страшным сном. Хоть бы погода поутихла немного: нам легче было бы лететь.
Нет, и на этот раз из Ситки мы вылетаем в мокрую муть.
Из Ситки до Сюарда 1.500 километров. Это много. Машина перегружена горючим. Ей лететь тяжело. Снова левый мотор дает перебои. Пусть. Мы уже привыкли к этому. Фуфаев справится с худым мотором. Как-нибудь долетим.
Вдруг ко мне в кабину летят тряпки и отвертки.
— Мотор стал! — кричит Фуфаев.
Я подскочил.
«Вот когда он подвел окончательно, — подумал я, — в океане!»
Но мы все остались на местах. Надо быть готовыми ко всему.