На самом деле
Шрифт:
— Куда же вы? — спросил сосед взволнованно, увидев, что товарищ поднимается. — Останьтесь! Я же так не вспомню! Может быть, нудистский пляж? Две тысячи четвертый год? А?
Филиппенко постарался улыбнуться:
— Ничего такого я не помню. Так что будем полагать, что познакомились мы все-таки сегодня. Я сейчас схожу к проводнику, куплю пузырь… М-м?
— Нет-нет-нет! Не пью! Никак не нельзя! Ну… я… того… ну, в общем…
Дело принимало для «историка» все более серьезный оборот. Попутчик пялился в его лицо, чесал в затылке и продолжал выдавать версии, одна другой нелепей, так что оставалось только удивляться его памяти и насыщенной биографии.
Решив, что мужичонка сможет его вспомнить, только если будет без конца разглядывать, «историк» решил смыться из купе. Наврал про приятеля в другом вагоне и, не слушая горячих просьб остаться, удалился.
В тамбуре он сразу же замерз. Прошелся по вагонам. В ресторане был немалый риск опять увидеть ненавистного соседа или напороться на другого болтуна. Присесть на боковушку где-нибудь в плацкарте? Проводник, конечно, быстро выгонит. К тому же слишком людно, опасно.
В общем, Филиппенко не нашел другого выхода, кроме как запереться в туалете. Посидев в одной уборной минут двадцать, он перешел в другой вагон и снова закрылся в «комнате для отдыха», стараясь не особо привлекать к себе внимание. Было неприятно, но «историк» утешался тем, что до Москвы осталось всего несколько часов, и свобода стоит того, чтобы потерпеть такие мелочи, как запах и необходимость ехать стоя.
В туалетах Филиппенко проторчал, наверно, два часа. Пробыл бы и больше, если бы не станция. Состав — чтоб ему пусто было! — подъезжал к большому городу, поэтому из мест уединения всех выгнали, закрыв их на замок. Решив передохнуть, а заодно надеясь, что все как-нибудь наладится само, «историк» вновь пошел в свое купе.
— А-а! — радостно встретил его сосед. — Наконец-то! Я уж хотел вас искать! Считали, я не вспомню, где вас видел? Нет, не тут-то было! В телевизоре! А? Что? Ведь угадал?
«Час от часу не легче!»
— Только вот не вспомню, что за передача? «Секс с Анфисой Чеховой»?
— Да бросьте! Что за глупости?!
— На «Битве экстрасенсов»? Уж не вы ли увидели утопленника, когда речь шла о повешенном?
— Не я.
— Так-так… Постойте! Может, «Звезды в универе»?
— Это что еще за передача?
— Как же, как же… Звезды пишут диссертацию всего за неделю! Каждый раз — на новом факультете. Кто-то выбывает. В следующую пятницу финал. Болею за Киркорова!
— Отлично. Я там не участвовал.
— Признайтесь! Вы звезда!
— Да что еще за глупости…
— Клянусь! Я видел вас по телевизору! Не надо отпираться!
— Черт возьми!
— Дайте мне автограф!
«Соловьев» — лениво нацарапал Филиппенко на клочке бумажки.
— Вы, по-моему, не певец… А кто? Ведущий? Стойте, не подсказывайте! Кажется… ведете передачу про преступность?
Надоедливый попутчик подобрался совсем близко. Филиппенко оказался в шаге от ареста. В голове его мелькнуло: «Задушить? Ударить по башке, потом связать? В Москве тихонько выйду, а его оставлю в нижнем отделении для багажа. Нет, не буду. Не сумею. Страшно. Лучше усыпить».
Спрашивать снотворное у проводницы означало навлечь на себя подозрение. Тем более, скорее всего, его у нее нет. Филиппенко принял решение дождаться остановки — крупный город, «в честь которого» закрыли туалеты, был уже на подходе.
— А сам вы не из «органов»? — спросил сосед зачем-то перед тем, как Филиппенко, натянув свою дубленку, вышел из купе.
Спустившись на перрон, он сразу же помчался выяснять, где есть аптека. К счастью, на вокзале был ларек с лекарствами.
— Снотворное… имеется? — взволнованно и как-то по-дурацки выпалил «историк».
— Клофелинщик? — отвечала бабушка-аптекарша вопросом на вопрос. — Совсем, блин, обнаглели! Воры, чтоб вам сдохнуть! Вот сейчас милицию-то вызову! А ну-ка…!
— Господи, ну что вы? Разве я похож на клофелинщика?..
— Снотворное строго по рецептам! — перебила его бабка. — Это первое! Второе! Его нет.
— Нет?.. — «Историк» был обескуражен.
— Нет, и не предвидится! — ответила аптекарша. Потом, наверное, из вредности, добавила: — У нас презервативы и слабительное. Надо что-нибудь?
— Слабительное? — Вдруг у Филиппенко зародился новый план. — А что, давайте! Лучше даже две упаковки!
План полностью удался. Выпив чаю, в котором растворились восемь таблеток, надоедливый сосед отстал от Филиппенко и занялся другими делами.
29
К тому времени как Андрей вышел на финишную прямую на пути к защите своей диссертации, он двадцать шесть раз посетил ученый совет, двадцать — диссертационный, девять — отдел кадров, восемнадцать — бухгалтерию, четыре раза — переплетный цех и пять раз — типографию. Деньги, силы исчезали. Дома мама заворачивала папе на работу бутерброды в листки черновиков, старых вариантов диссертации, «отзывы экспертов» (их Андрей, конечно, сочинял самостоятельно), кусочки автореферата. Автореферат Филиппенко, как и положено, верстал своими силами. Имея целью сделаться историком, по ходу он освоил ремесло верстальщика, носильщика (бумага — груз не самый легкий), чинильщика оргтехники (а принтеры ломаются всегда, когда печатать нужно что-то очень срочное), посла-переговорщика (иначе: «обивальщика порогов»), корректора (вычитывать работу, если глаз уже замылился, советуют в обратном направлении — из конца в начало) и психотерапевта (для самолечения, чтобы не рехнуться раньше времени).
Авторефераты напечатали в подвале в университетской типографии бесплатно после предъявления трех справок. К сожалению, вскоре оказалось, что один дефект в кустарной верстке все-таки был, последняя страница вышла вкривь и вкось. Андрею прописали пить лекарство от депрессии и против раздражительности. Он чуть-чуть попробовал и бросил. Все эти таблетки своим видом еще больше раздражали аспирата.
Тем не менее в декабре, как раз между днями рождения Сталина и Брежнева, Андрей достиг того, что автореферат на диссертацию был сделан в сотне экземпляров удовлетворительного качества. Теперь осталось только разослать эти брошюрки всем специалистам по вопросу, да библиотекам — и спокойно ждать защиты. О, господи, неужто?!
В списке для рассылки было шестьдесят четыре адреса.
Андрей, конечно, знал, что существуют конверты с самоклеющейся полосой. Защитную бумажку отлепил — и все, готово. Но ему всучили старые — такие, что приходится лизать.
Поскольку Филиппенко надоело ночами надрываться за какой-нибудь работой, он решил на этот раз пораньше встать и, скоренько заклеив все конверты, надписать их и отправить куда нужно. Как назло о том, что в этот день назначена его встреча с Анной Сарафановой, он вспомнил только утром. Отложить отсылку авторефератов было нельзя: по правилам их надо отправлять никак не позже чем за месяц до защиты диссертации. Ну, что же, встречу, что ли, отменить? Но этого Андрею почему-то очень не хотелось. Он подумал, что успеет и авторефераты отправить, и с Анной Сарафановой встретиться. Сделать оба дела оказалось не так-то просто.