На широкий простор
Шрифт:
— А, пся мать! Теперь только ума набрались! — злорадно воскликнул пан Крулевский.
Ему приятно было услышать такую аттестацию польскому войску и польстило то, что его назвали полковником, в то время как он был всего лишь в чине капитана.
— А зачем ты нищим нарядился?
— Паночек, думал, что нищего не задержат: мало ли ходит теперь нищих.
— Не верю, пся крев!
— Панок! Правду говорю. Не видать мне детей своих, если вру! Опостылело мне все это.
— А ты покажешь мне то место, где прячутся ваши разбойники?
— Боюсь, панок: убьют они меня, если узнают обо всем. Я лучше расскажу, как туда дойти.
— Нет,
Пойманного партизана взяли под стражу. Как ни отпирался он, но пришлось согласиться показать легионерам, где находится лагерь партизан.
Теперь пан Крулевский составил новый план действий. Группе легионеров приказал занять все проходы, а с главными силами двинулся к топкому болоту, где скрывались партизаны. Продвигались довольно медленно. Пленный партизан старательно показывал дорогу. Не доверяя ему, пан Крулевский выслал вперед разведчиков.
Пройдя верст пять, разведка донесла, что в лесу обнаружено свежее огнище: земля вокруг него вытоптана. Возле огнища были найдены и остатки партизанского обеда: корочки хлеба, картофельные очистки. Пан Крулевский самолично осмотрел все это. Проводник подтвердил, что это партизанское огнище, и даже сообщил, что неподалеку есть еще несколько таких огнищ. Слова его подтвердились. Движение батальона еще более замедлилось, и проводник предупредил, что партизанский лагерь уже недалеко.
А лес становился все более глухим, диким. Чаще попадались заболоченные низинки, заваленные буреломом и гнилыми пнями. Сам пан Крулевский, офицеры и солдаты заметно волновались. В таком напряженном состоянии прошло еще с полчаса. Наконец проводник подал знак остановиться.
— Там! — тихо сказал он и показал рукою на прогалину в лесу.
Пан Крулевский остановил голову колонны и дал команду батальону подтянуться. Офицеры собрались вокруг своего начальника и ждали распоряжений. Пан Крулевский начал отдавать приказы командирам подразделений. И вдруг густой залп с тыла, а потом справа заглушил его голос. Несколько десятков легионеров свалилось на землю. Сотни пуль со змеиным шипением пронеслись над головами офицеров, сразив сразу трех из них, ударяя в ветви и стволы деревьев. Часть легионеров бросилась врассыпную, другие сбились в кучу, третьи прятались за деревья или без команды ложились на землю. Взводы и роты перемешались. Три солдата, охранявших проводника, тоже бросились наутек.
В этой суматохе переодетый нищим партизан Марка Балук, выполнив задание, благополучно присоединился к товарищам.
Пан Крулевский метался из стороны в сторону, пригнув голову, что-то кричал, но никто его уже не слушал.
Один поручик не растерялся в этой суматохе. Он бросился к своему взводу и дал команду рассыпаться в боевую цепь. В ту же минуту меткая партизанская пуля уложила поручика, и взвод его был захвачен общим потоком паники. Некоторые легионеры все же пытались окопаться в этом хаосе, но невидимый противник непрерывно поливал их огнем и не давал укрепиться. Только в одном месте еще держалась группа легионеров с двумя офицерами: они установили пулеметы и открыли бешеную стрельбу, срезая пулями ветки деревьев, пытаясь сдержать натиск партизан.
— Взять пулеметы! За мной! — крикнул Мартын Рыль.
Впереди тридцати партизан ринулся он на пулеметы. Только двадцать шагов отделяли Мартына Рыля
Партизанская лавина ударила во фланг белополякам. Не выдержали легионеры, бросились наутек, но дорогу им преградило топкое болото. Несколько солдат сгоряча и от страха прыгнули в болото и тут же с головой провалились в трясину. А партизаны тесней и тесней сжимали свой грозный круг. Легионеры бросали винтовки, поднимали руки. Бледный и перепуганный стоял пан Крулевский, не складывая, однако, оружия и не поднимая рук.
— А ну, сынки, выходите на пляц! — обратился к польским солдатам дед Талаш.
Он стоял и поглядывал вокруг, как гордый орел полесских лесов. Ленты патронов опоясывали его богатырскую грудь двумя широкими блестящими поясами. В одной руке держал он «настоящее военное ружье», опираясь прикладом о мшистую землю. Рядом с ним, с такой же патронной лентой через плечо, стоял его младший сын Панас и все партизанские командиры. Только не было среди них Мартына Рыля.
— А ты, пан, что же не складываешь оружия? Или воевать еще собираешься? — спросил дед Талаш пана Крулевского.
Тот молча снял саблю и револьвер и отдал их партизанам.
— Ну, чей же ты теперь подданный? — напомнил ему дед Талаш тот самый вопрос, который задал ему когда-то пан Крулевский.
Тот молчал.
На маленьком бугорке, широко раскинув неподвижные руки, лежал огромный человек. Смерть настигла его в минуту, когда он взбегал на этот бугорок из небольшой лощины. Неразлучный спутник — трофейный карабин — лежал на левой руке убитого героя-партизана. Его лицо, обращенное к небу, хмуро глядевшему на землю сквозь густые вершины старого леса, было торжественно-спокойно. Суровые складки на лбу разгладились, и строг был рисунок сомкнутых губ…
Немного дальше лежали безжизненные тела павших в бою партизан.
Дед Талаш окинул их печальным взглядом старых глаз.
Дед остановился перед телом своего верного товарища и склонил над ним седую голову. Ни на кого не глядя, дед Талаш обращался с прощальным словом к своему другу и ко всем павшим товарищам:
— Не подыметесь больше, мои соколики, на голос боевой трубы. Мартыне, мой голубь! Вырвался ты из панской неволи, и этот карабин, что лег на твою неживую руку, ты добыл в бою, защищая свободу. Раскрой же, мой голубь, глаза и посмотри: вот он, враг наш, стоит, опустив голову. Не удалось ему взять нас живыми… Спите же, соколы мои родные, и не тревожьтесь: не погибнет наше дело, мы будем стойко защищать его, и детей ваших мы не оставим…
Дед Талаш умолк и низко опустил голову.
— Копайте, товарищи громада, могилу: похороним их! Поднял дед Талаш глаза, глянул на польских солдат.
— А вы, сынки, кто же? Паны или панские слуги, что пришли закабалить нас, трудовую бедноту?
Из толпы пленных выступил солдат. Подошел к Панасу.
— Узнаешь ли ты, хлопче, меня? — спросил он и внимательно посмотрел Панасу в глаза.
Панас всмотрелся в него и радостно улыбнулся.
— Батька! Вот он, тот самый солдат, что выпустил меня из острога!