На школьном дворе. Приключение не удалось
Шрифт:
Иван Карпович так долго превозносил достоинства Данилы Акимовича, что председателю пришлось постучать по графину, напоминая о регламенте. Лыков сказал, что Бурундук сумел установить удивительный контакт с учащимися, заставил оценить в нем не только педагога, но и Человека с большой буквы.
Когда председатель второй раз постучал по графину, Лыков воскликнул:
— Еще одну минуту, товарищи, ровно минуту! И он поведал о некоем Юрке Чебоксарове, одно имя которого приводило в трепет педагогическую общественность Иленска. За свою короткую жизнь он уже трижды побывал в милиции, и Лыков перевел его из первой восьмилетки в десятилетку, где педагоги покрепче. Но и там с Чебоксаровым
— Вот так, товарищи! — заключил Иван Карпович. — Все это я говорю к тому, что современные Макаренки, Ушинские да Сухомлинские живут не только поблизости от областного центра, но и в так называемых «медвежьих углах». Извините, что затянул выступление, и благодарю за внимание.
Пока Иван Карпович говорил, сидевший в президиуме редактор газеты что-то записывал в блокноте, а когда Лыков сошел с трибуны, он попросил слова для реплики, сказал, что считает критику в свой адрес справедливой, и пообещал исправить некоторые недоработки редакции по данному вопросу. Впрочем, он скоро забыл о своем обещании и не вспоминал о нем около месяца.
Но вот однажды в кабинет товарища Тимофеева вошла секретарша и положила перед ним лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом:
«Главному редактору газеты «Сибирская новь»
тов. Тимофееву А. И.
от литсотрудника Шапошниковой И. С.
Заявление
В связи с создавшимся в редакции отношением ко мне прошу освободить меня от занимаемой должности».
Дальше, конечно, стояла подпись и число. Редактор потер пальцами лоб.
— Кто она такая, эта Шапошникова?
— Ну, Инна Шапошникова, ну… Инна, Инночка!
— Ах, Инночка! — вспомнил редактор. — Где она сейчас?
— Там, у меня, — секретарша кивнула на дверь.
— Пригласите ее ко мне.
Секретарша ушла, а вместо нее появилась миловидная шатеночка лет двадцати трех, маленькая, тоненькая, очень стройная. На ней были хорошо сшитые синие брюки, светлая блузка и синий жакетик, которые ей очень шли. Лицо Инночки было так бледно, что даже слегка подкрашенные губы выделялись на нем ярким пятном.
— Садитесь, Инночка! — сказал пожилой редактор.
— Спасибо, Александр Иванович, я уже насиделась.
Редактор не настаивал и спросил Инночку, глядя на ее заявление:
— Скажите, что вы подразумеваете под «сложившимся в редакции к вам отношением»?
— Под этим, Александр Иванович, я подразумеваю, что меня уже скоро год лишают возможности хоть какого-нибудь творческого роста…
Инночка проговорила это таким ровным, спокойным голосом, что многоопытный редактор понял: она вот-вот заплачет. И он сказал как можно более сочувственным тоном:
— Так-так! Значит, вам уже скоро год как не дают серьезных поручений…
Но этот маневр произвел как раз обратное действие: в голосе Инночки уже отчетливо слышались слезы.
— Да, Александр Иванович! Мне с детства твердили, что на ошибках учатся, и я вполне осознала тогда свою ошибку и ни слова не сказала, когда меня перевели на самую примитивную работу. Но ведь сколько же можно, Александр Иванович!… Сколько можно сидеть на коротких заметках о том, что где-то открылась выставка о том, как милиционер задержал пьяного шофера, о том… Александр Иванович с тревогой следил за тем, как слезы постепенно накапливаются в глазах его сотрудницы, как Инночкино лицо постепенно краснеет, как одна слеза побежала
— …и… и, что на какой-то улице открылся новый универсам, — торопливо договаривала Инночка. — Простите меня, Александр Иванович! — Она села на стул, недавно ею отвергнутый, выдернула из жакетика носовой платочек и уткнулась в него, слегка вздрагивая.
Редактор подождал, пока это вздрагивание прекратится, потом заговорил как можно мягче:
— Ну что ж, Инночка… Ваши слова, что на ошибках учатся, совершенно правильны. И разумеется, на поручениях, которые вам сейчас дают, творчески не вырастешь. Ну, а если мы вам дадим задание посерьезней, вы свое заявление обратно возьмете?
Инночка поспешно вытерла лицо и выпрямилась на стуле.
— Конечно возьму, Александр Иванович! А какое задание?
— И прежних ошибок больше не повторите?
— Ну, Александр Иванович! Ну, как вы можете такое говорить!
Прежде чем продолжать эту историю, надо рассказать, какую ошибку Инна совершила в начале своей профессиональной деятельности.
Она окончила в Москве факультет журналистики и попросила, чтобы ее направили в Сибирь. В редакции областной газеты быстро оценили и полюбили молоденькую хорошенькую сотрудницу, которая даже в самых простеньких заметках обходилась без газетных штампов и умела двумя-тремя штрихами нарисовать обстановку того или иного события или портреты действующих лиц. Инночка (так ее стали звать все в редакции) проработала всего полгода, а ей уже дали серьезное задание; написать развернутый очерк о директоре животноводческого совхоза Осипове, который вывел отстающее хозяйство в передовые.
Все в этом директоре очаровало Инну: и его хорошие манеры, и отлично сшитый костюм, и умение водить машину, не пользуясь услугами шофера, и его открытое лицо этакого русского доброго молодца. Проникнувшись доверием к этому обаятельному человеку, Инна сказала ему, что выполняет свое первое серьезное задание, и ее тронула та заботливость, с которой Осипов принялся ей помогать. В течение трех дней, которые Инна провела в совхозе, он буквально не отходил от нее ни на шаг. Он указывал Инне, с кем из людей ей интересней всего будет поговорить, он сам возил ее по отделениям и фермам, с которыми Инне стоило познакомиться.
Очерк понравился в редакции, его напечатали, а через несколько месяцев директор совхоза Осипов оказался на скамье подсудимых вместе с большой группой своих сообщников. Пунктов обвинения было множество: тут и взятки за предоставление выгодной должности или благоустроенной квартиры в новеньком коттедже, тут было и строительство роскошной виллы для директора из материалов для возведения клуба, но все это были пустяки по сравнению с главным. Осипов окружил себя людьми толковыми, знающими, но лишенными совести. Совхоз и в самом деле стал сдавать государству больше мяса и молока, чем при старом директоре, возросло и поголовье скота, только возросло оно гораздо больше, чем указывалось в отчетах: значительная часть приплода утаивалась, молодых бычков выкармливали на отдаленной ферме, потом забивали, а мясо продавали втридорога на рынке, с директором которого Осипов находился в преступном сговоре. Главный редактор Александр Иванович получил выговор от обкома партии и был сердит на Инну. Он хотел уволить ее, но за нее вступились другие сотрудники. Как можно, говорили они, обвинять молоденькую Инну за то, что ее обвели вокруг пальца, если мошенники в течение нескольких лет обманывали специалистов районного и даже областного масштаба?! Инну оставили в редакции, но больше серьезных работ ей не поручали.