На службе у Кощея
Шрифт:
— Что нужно могучим богатырям от старого, больного человека?
— Екарный бабай! — Муромец сгреб Жухрая за шиворот и притянул к себе. — Вот скажи, человече, почему ты, даже когда шибко умный, все равно дурной?
— А?..
— Моя твоя не понимай! — испугался Жухрай. — Не губи, отец родной!
— Я тебе отец?! — изумился Илья и даже выпустил разбойника из рук. — Да я тебя за одно это слово... Ух! — Илья поднял кулак, но Жухрай быстро залепетал:
— А откуда вы знаете, ваше богатырство, может, и отец? Вы вон по свету сколько мотаетесь, везде
— Твоя правда, — осклабился Илья. — Сильно любят, ну а мы, стало быть, отвечаем взаимностью! Ну так что с того?
— А то! Вас вон Муромцем кличут, а в Муроме-то давно ли были?
— Ох, давно! — задумался Илья. — Лет пятнадцать назад!
— Небось, и девка была, — продолжал гнуть свое Жухрай.
Глаза у Ильи затуманились.
— Была. Зойка-каракатица! Хорошая баба, только страшная больно!
— Так вот, этой Зойки я и есть сын! — с чувством произнес Жухрай и тут же взвыл. — Здравствуй, папа! — с этими словами он бросился на богатыря и с размаха ткнулся лысеющей головой Илье в живот.
Муромец обалдел. Он погладил «сынка» по скалистому черепу.
— Здравствуй, сынок! — пробормотал он растроганно.
Теперь пришла пора обалдеть друзьям. На какое-то время они лишились дара речи. Наконец Добрыня густо откашлялся и попытался осторожно прервать гнусные «сыновьи» ласки.
— Илья, да ты только погляди на этого разбойника! Да он тебя в два раза старше!
— Не старше я, не старше! — захныкал Жухрай. — Жисть-то у меня какая тяжелая! Подыстрепался чуть-чуть!
— Тебе сколько лет? — рявкнул Яромир. — А ну отвечай, или я за себя не отвечаю! В щепки изрублю!
— А вот и не изрубишь, не изрубишь! — глумливо ответил Жухрай, поудобнее устраиваясь на широкой богатырской груди. — А лет мне... Аккурат пятнадцать и есть!
— У-ух! — разом выдохнули богатыри. Все, за исключением Муромца.
— Во дает! — с оттенком восхищения произнес Добрыня. — Ну хорошо. Ты скажи, разбойничья душа, куда Жужа делся? Нам от тебя больше ничего и не надо!
— Да уж, сынок, ты лучше скажи, — прогудел Илья, смахивая набежавшую слезу. — Мы при государственном деле! За пособничество я и сына родного не помилую! — Он решительно отодвинул от себя Жухрая, вгляделся в него и сплюнул с досады. — Так и есть! Весь в мать пошел. Такой же урод! Тьфу! Ну, говори, милый, а то ведь... Я тебя породил, я тебя и убью!
— Ах, батюшка! — промурлыкал Жухрай. — И не помню, и не ведаю! Он ведь, залеточка, разве говорит, куда идет? Появился — и смылся! Да вы не беспокойтесь, все узнаем-разведаем! Вы вот спать-то ложитесь, отдохните с дороги, а я схожу, кое-кого порасспрошу. Пойдем, папашечка, я тебе лучшую комнату отведу, постелька — просто загляденье! Сны на ней снятся сладкие, духовитые!
— Это небось та самая постель, которую ты мне подсудобил, змей проклятый! — не выдержал Яромир. — Да я тебя... — Он уже было поднял руку, чтобы отвесить старому мерзавцу подзатыльник, но Илья перехватил ее:
— Ты, Яромирка, сына моего не трогай! Я с ним сам разберусь! А ну, поворотись-ка, сынку!
Жухрай повернулся, глупо ухмыляясь.
— Я с твоей мамкой знаешь, как ладил?
— Как? — наивно поинтересовался Жухрай.
— А вот так! — ласково проговорил Илья и одним тычком выбил Жухраю все зубы до единого!
— О! У! — Жухрай схватился обеими руками за пасть и бросился в темноту дома приводить себя в порядок.
Друзья посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
— А я уж подумал, что ты и впрямь поверил, будто этот разбойник — твой сын! — сказал Добрыня. — Здорово ты все разыграл! Ну прямо как виртуоз! Всех одурачил!
— Так он сын и есть, — пожал плечами Илья. — Неужто кто такими вещами шутить станет?
— Да какой он сын! — застонал Алеша Попович. — Ему навскидку лет шестьдесят! А тебе?..
— Не шестьдесят ему, — заупрямился Илья. — Меньше! И это... Насчет Зойки-каракатицы откуда он знает?
— Так ты же сам ему только что сказал! — рассердился Добрыня. — Все, братцы! Не могу больше! Пошли отдыхать.
Они поднялись на второй ярус, и Яромир стал открывать одну за другой двери. Везде царили беспорядок и разгром. Только в той комнате, где ночевал Яромир, мебель оказалась не украдена. Правда, постельного белья и в помине не было.
— Здесь и заночуем, — сказал Илья, устраиваясь на полу. — А сынок тем временем все разузнает!
Жухрай не появлялся долго. Очевидно, отцовские ласки пришлись ему не по вкусу. Наконец он появился на пороге комнаты.
— Вот и чудненько, вот и устроились! — прошамкал он, стараясь не открывать рта. — Вы отдыхайте, а утром я все, как есть, скажу!
— Сынок, подойди сюда! — тихо сказал Илья.
— Что, папа? — затрясся разбойник.
— Подойди, подойди!
Жухрай, как на ходулях, подошел к Илье.
— В морду хочешь? — улыбнулся Илья.
— Спасибо, папашечка, я уже получил! — прошамкал Жухрай.
— Коли ты сын богатыря, так и воспитание у тебя должно быть богатырское! — философически изрек Илья Муромец и из положения лежа наладил хозяину такого пинка, что того вынесло в коридор едва ли не вместе с дверью. Дверь, правда, устояла.
Гнусно завывая, Жухрай скатился вниз и выскочил во двор. Улица немедленно огласилась жалобными воплями и стонами.
— Люблю слушать, когда вот так поют! — сказал Илья. — Честное слово, даже за душу берет!
А ты его почаще бей, — посоветовал Добрыня. — Глядишь, певцом сделаешь!
Между тем за окнами стемнело. В опустевшем доме Яромир не смог отыскать ни лампы, ни свечки. Пришлось ужинать в темноте. Впрочем, на аппетит это не повлияло. После ужина Яромир продемонстрировал друзьям кровать-ловушку.
Илья громко восхищался, цокал языком, наконец не выдержал.
— А долго ли падать-то?
— Не знаю, — сказал Яромир. — Там ведь подвал!
— Сейчас узнаем! — сказал Илья и, подхватив с пола скамью, швырнул ее в подвал. В следующее мгновение скамья глухо стукнулась обо что-то, кто-то взвыл дурным голосом, кто-то, наоборот, громко захохотал.