На сопках Манчжурии
Шрифт:
Напоровшись на заградительный огонь сразу из трех пулеметов, китайцы остановились, залегли, но это не принесло им большой выгоды. Не имея возможность укрыться на простреливаемом со всех сторон мосту, они понесли большие потери и были вынуждены отойти.
Новое наступление на позиции пограничников последовало через три часа, когда к Цо Си подошли долгожданные подкрепления. Тогда, разместив по обеим сторонам моста стрелков, подполковник бросил на железнодорожный мост целый батальон.
Невзирая на сильный огонь из русских окопов, китайские солдаты
Крики радости и торжества уже были готовы вырваться из их глоток, но в это время в них полетели гранаты. Их взрывы разметали в клочья передние ряды китайских солдат, а на тех, кто уцелел, устремились с примкнутыми к винтовкам штыками пограничники штабс-капитана Рокоссовского.
Громкое русское «Ура» пронеслось по крутому берегу Сунгари, и этого было достаточно, чтобы противник отступил прочь. Словно дикие лапифы устрашенные Эгидой Зевса, китайские солдаты обратились в повальное бегство при виде русских штыков.
Возбужденные боем пограничники были готовы атаковать неприятеля и на противоположном берегу, но ведущий их в бой командир остановил своих людей на средине моста.
— Стой! Назад! Отходим! — выкрикивал он приказы солдатам, которые те нехотя исполняли.
Отходя с моста, Константин все время пригибался к земле, внимательно разглядывая её, а затем подошел к сидящему в отдельной ячейке Свентицкому.
— Все в порядке, Виктор. Главный ход ещё за нами — успокоил штабс-капитан своего помощника.
— Слава Богу! Ведь столько трудов насмарку — обрадовался пограничник. С самого начала боев за мост, он был привязан к своему месту, не смея отойти от него без приказа.
— Хорошо положили косоглазых. Так глядишь, и до вечера продержимся — включился в разговор, подошедший с правого фланга обороны командир заставы Яомынь, капитан Гома. Вечер был тот минимальный срок обороны, до которого просил продержаться пограничников генерал Зайончковский.
— Продержимся, если только они артиллерию не подвезут. Против пушек тяжко нам придется, Семен Викторович — ответил Константин товарищу. Гома был старше его по званию и по возрасту, и потому по негласному уговору, считался главным офицером среди защитников Таолайчжао.
— Да, тяжко, но приказ нам никто не отменял и не отменит. Какие у тебя потери?
— Трое убитых и пятеро ранено, причем двое тяжело. А как у вас и Трегуба?
— Только четверо легкораненых на два отряда. Вот что, Константин. Пока нет стрельбы, бери дрезину, и отправляй своих бойцов в Харбин. Так они быстрее и надежнее доберутся до лазарета, чем на двуколке.
— Слушаюсь, господин капитан — козырнул Рокоссовский и отправился исполнять приказ.
Артиллерии, которой так опасались пограничники, у господина Цо Си не было, но кое-что иное способное сокрушить русскую оборону у него появилось, благодаря японскому советнику.
Солнце уже стало садиться, и его яркие лучи слепили глаза русских стрелков, когда у железнодорожного моста появилась странная машина. С виду она представляла собой обыкновенный военный грузовик, но необычной конструкции. В кузове его, на треноге располагался крупнокалиберный пулемет и несколько солдат гранатометчиков. От вражеских пуль их укрывала баррикада, сооруженная из мешков с песком, а с боков и зада кузова, на цепях свисали толстые деревянные щиты, надежно прикрывавшие скаты колес.
Двигался этот импровизированный броневик только задом, но, несмотря на всю свою неуклюжесть представлял для защитников станции серьезную опасность. Под его прикрытием штурмовые колонны могли без особых потерь миновать мост и вступить с русским в рукопашную схватку.
Изобретение японского советника осторожно приблизилось к началу моста, въехала на него, а затем медленно поползла вперед. Едва только машина миновала средину моста, как сидевший в кузове пулеметчик открыл по русским окопам непрерывный огонь, но те почему-то молчали.
Чем ближе приближался китайский броневик к последнему мостовому пролету, тем радостнее становилось лица Цо Си, и тем более мрачнел лик японского советника майора Комаци.
За время своей службы в императорской армии он уже имел дела с русскими и потому, интуитивно ждал, от вымерших траншей какой-то гадости. И предчувствие его не обмануло. Когда до конца моста осталось всего несколько метров, возле быка последнего пролета прогрохотал оглушительный взрыв. Высоко в небо взмыли столбы дыма и пламени, пролет качнулся, а затем с ужасным скрежетом и грохотом рухнул в Сунгари.
Вслед за ним упало в воду и изобретение японского майора, а также все те, кто в этот момент находился за грузовиком. В тоже мгновение, словно по взмаху волшебной палочки ожил молчавший до этого русский берег. Плотный огненный клубок ударил по заполнившим мост китайцам, безжалостно кромсая их ряды.
Один за другим падали солдаты Цо Си в студеные воды реки, так и не надевшей на себя ледяные оковы. Свинцовая гребенка стала методично вычесывать ряды китайцев, уже изготовившихся раздавить сильно поднадоевшую им горстку пограничников.
— О-о-о! — неслись крики несчастных, гибнущих на нескончаемо длинном для них мосту.
— А-а-а! — летело в ответ из оживших окопов защитников Харбина.
— Уа-уа-уа! — доносилось из рядов воинства Цо Си, пытавшихся своим огнем помочь товарищам, попавшим в смертельную ловушку.
Довольно долго два воюющих берега изрыгали друг в друга огненный град пуль и длинных очередей. Сначала перестрелка звучала заливисто звонко, затем в ней появилась некая вялость, плавно превратившаяся в сварливую перебранку, подобной той, что ведут базарные торговки. Не имея сил и желания выяснять свои отношения, они хотят, чтобы последнее слово непременно осталось за ними.