На стальном ветру
Шрифт:
Чику кашлянула. Нога Эйзибы, давившая ей на живот, мешала восстановиться ее измученным легким.
– Пять... пять минут. Триста секунд.
– Таким образом, у тебя не было такой роскоши, как возможность взвесить все варианты, - сказал Травертин, - или рассмотреть все этические последствия.
– Он сделал паузу на мгновение.
– Доктор Эйзиба, не мог бы ты убрать ногу с моего друга?
– Она была нашим лидером на "Занзибаре", - сказал врач, твердо удерживая ногу на прежнем месте, - но она подала в отставку. И все же, с тех пор как мы появились в этой системе, она продолжает вести себя так, как будто у нее есть полномочия лидера! Возможно, из этой пародии выйдет что-то хорошее. Это дает нам шанс, в котором мы нуждались, пересмотреть нашу систему подчинения!
– Я действительно вежливо попросил тебя, - сказал Травертин.
В момент удара Чику показалось, что Травертин неправильно оценил размах своего удара. Неудивительно, учитывая, что он, вероятно, никогда за всю свою жизнь не совершал насильственных действий в отношении другого человека.
Но цель Травертина была более верной, чем казалось на первый взгляд. Он замахнулся правой рукой, и в то время как кулак Травертина не попал в челюсть Эйзибы, его браслет не промахнулся. Чику вздрогнула от звука удара.
Доктор Эйзиба мгновенно упал, ударившись о три ящика. Он приземлился на спину, раскинув руки, зацепившись одной ногой за ящик, и остался совершенно неподвижен.
Освободившись от давления ноги врача, Чику заставила себя встать. Она задавалась вопросом, мог ли доктор Эйзиба быть мертв, убит одним ударом. Но у Травертина были другие, более насущные проблемы. Намбозе все еще копалась в одном из ящиков с медикаментами, отбрасывая в сторону шприцы и флаконы, образуя веселую разноцветную смесь, похожую на содержимое коробки с мелками. Травертин с силой ударил по крышке, раздавив ею пальцы Намбозе. Она взвизгнула, зашипела и снова опустилась на корточки, ее рука все еще была в коробке.
– Что ты ищешь?
– спросил Травертин.
– Что-нибудь, что вырубит Чику? Что-то, что может ввести ее в кому?
– Но ты же не можешь ее защищать!
– зарычала Намбозе.
– Она поступала плохо со всеми нами, но хуже всего она поступила с тобой! Она превратила тебя в монстра, о котором детям снятся кошмары! Как ты вообще можешь быть на ее стороне?
– Я ни на чьей стороне не стою - я не занимаюсь "выбором стороны".
– Но разгневанная Намбозе не была в центре внимания Травертина. Он опустился на колени рядом с неподвижным врачом и поднял его веко.
– Он мертв?
– спросила Чику.
– Просто без сознания, я думаю. Он доктор.
– Ты ударил его довольно сильно.
– Мне показалось, что это был соразмерный ответ в данных обстоятельствах.
– Травертин потер предплечье, сжимая мышцы с каким-то удивленным восхищением.
Чику ущипнула себя за переносицу и прищурила глаза. У нее была ужасная головная боль, похожая на стук молота по наковальне.
– Я думала, мы были лучше, чем сейчас.
– Мы люди. Скажи спасибо, что мы перестали вышибать друг другу мозги дубинками каждые пять минут.
Намбозе высвободила руку из медицинского чемоданчика. Она проверила свои пальцы один за другим. Морщины ярости прорезали ее лоб, такие аккуратные и правильные, что их можно было бы начертать на месте.
– Это неправильно.
– Да, это так, - согласился Травертин.
– Все это в корне неправильно. Неправильно, что мы заложники искусственного интеллекта, неправильно, что Гочан мертв, неправильно, что прямо сейчас над нами нависают двадцать две таинственные инопланетные машины, неправильно, что Чику была поставлена в положение, когда ей пришлось принимать это отвратительное решение. И да, с ее стороны было неправильно принимать это! Но у нее было триста гребаных секунд, Намбозе. Можешь ли ты честно сказать, что справилась бы лучше? Может ли кто-нибудь из нас?
Доктор Эйзиба пробормотал что-то, что перешло в мощный стон, когда он пришел в себя. Он протянул руку, чтобы ощупать область своей челюсти, где след от удара Травертина уже начал приобретать яркий пурпурный оттенок.
– Что только что произошло?
– Демократия, - сказал Травертин.
– А теперь, пожалуйста, не могли бы мы продолжить этот день? Нам предстоит долгий путь.
Намбозе, все еще массируя свои ушибленные пальцы, опустилась на колени рядом с врачом.
– Тогда делай по-своему, Травертин. Мы будем выдвигаться двумя группами. Мы с Эйзибой можем путешествовать одни.
– Нет, - сказала Чику.
– Мы делаем это вместе или не делаем вообще. Ты права, что злишься на меня. Травертин сказал об этом лучше всех: все это неправильно, абсолютно все. Я не жалею о своем решении - какой в этом был бы смысл? Но она никогда не должна была позволять мне сделать это, и я не должна была позволять ей убеждать меня, что это к лучшему. Но я сделала то, что сделала, и теперь мы здесь, и мы нужны друг другу - тем более теперь, когда Гочана больше нет.
– Мне не нужно ничего из того, что ты можешь предложить, - сказала Намбозе, пренебрежительно покачав головой.
– Подумай об этом рационально, Гонити, - настаивала Чику.
– У каждого из нас есть уникальный набор навыков. Ты знаешь экологию лучше, чем все остальные из нас. Эйзиба - единственный, кто может сохранить нам четверым жизнь - одному богу известно, что попадет в нашу кровь, если мы хотя бы поцарапаем себя там. И Травертин, ну... это Травертин. Он нам нужен.
– А ты?
– спросил доктор Эйзиба.
– Что именно ты принесешь на нашу веселую вечеринку?
– Я собираюсь помочь нам пройти через это. Корабль уже в пути. Я хочу быть там, когда он приземлится.
– И это все?
– спросила Намбозе.
– Она дала тебе твой ответ, - сказал Травертин, наклоняясь, чтобы поднять свой рюкзак.
Другой голос сказал: - Хорошо, что вы готовы. Однако я должна сообщить вам, что произошли некоторые изменения.
Как один, они повернулись лицом к Арахне. Она стояла на пороге длинного стеклянного коридора, как будто была там все это время, наблюдая за их маленькой потасовкой.
– Что вас задержало?
– спросил Травертин.
– Я была занята другими делами. Я также почувствовала, что мое присутствие могло быть скорее помехой, чем пользой, по крайней мере, пока вы разбирались со своими разногласиями.