На стороне мертвецов
Шрифт:
Только сейчас Митя понял, что этот медведь вдвое, если не втрое больше пойманного ими людоеда. Ощущение топорища под пальцами само собой исчезло.
— Тю! А що тут таке було? — медленно «переплавляясь» в старшину Потапенко, спросил медведь.
[1] Сын Хель. Хель — повелительница царства мертвых в скандинавских мифах
Глава 40. После драки
— Що, звычайнисенький себе медведь, ниякий не оборотень? — Потапенко изумленно уставился на разрубленную чуть не пополам лохматую
«Ого! — подумал Митя. — Клятва благодарности на три поколения!»
— И другим перевертышам передадим! То ты не тильки нас с сынком, то ты всех нас спас! Бо якщо б нас в тех смертях обвиноватили, так и всех бы перевертнев за людоедов держали! — Потапенко снова притиснул Урусова к груди. — А ты нашееел…
— Не я… один… — прохрипел тот, судорожно хватая ртом воздух. И попытался кивнуть на Митю, желая по справедливости разделить благодарность оборотня… вместе с медвежьими объятьями. И судорожно хекнул, когда Митя предостерегающе пнул его в лодыжку. Ему не нужна была слава. Особено сейчас — и такая.
— Не один, говоришь… — маленькие, совершенно медвежьи, темные глазки Потапенко проницательно уставились на Митю из-под кустистых бровей. — Ну, я сказав — вы оба слышали… — он протянул руку, но обниматься не стал, только тряхнул Митю за плечо и скомандовал солдатам. — Медведя в полицейский участок отнесете, до пана Меркулова, уж той знает, що з ним робыты.
Митя вздрогнул, оборотень добродушно покивал в ответ:
— Живой твой батько, та здоровый, хиба поцарапанный чуток, уж шибко до драки злой. Казалы ему — не лезьте, ваше высокоблагородие, без вас разберемся, так нет же… Прикатил з вокзального строительства прямиком у цей, куклы глиняной, голема, на плече, и сверху з ружья — бац! Бац! Варягов бил, чисто белок — в глаз! Ниякий «вотанов доспех» им не помог!
Митя едва заметно перевел дух. Не то, чтобы он за отца волновался… Не было у него времени на волнения, ни единой свободного мгновения! Но сейчас все же почувствовал себя спокойнее.
— Цикаво… — прогудел Потапенко, разглядывая немногочисленные оставшиеся на площади трупы. — Ось цього медведь поел… Цього… я так розумею, ты, княжич, достал? Я твой хлыст добре знаю… — он остановился над рассеченным пополам и еще раз пополам телом. — А ось туточки що? — удивленно спросил старшина, разглядывая еще одно, иссеченное в куски.
— Митя пожарный топорик нашел. — усмехнулся Урусов и ловко уклонился от очередной попытки его пнуть.
— Отак прям топором? — искренне восхитился старшина и… в поисках Митиного оружия оглядел площадь. — А в семье у вас, хлопче, наших, случаем, не водилось? Бо прям берсерк! — Потапенко упер руки в бока и уставился на виталийца с рассеченной головой.
— Нет… — выдавил Митя. Ком тошноты подкатил к горлу, разом с отчетливым пониманием: «А ведь… их… убил… я! Задыхаясь от наслаждения! И не только этих!
— А може ты… того… просто не знаешь, хлопче? — продолжал допытываться Потапенко. И тут же смущенно набычился и забормотал. — Не, я ж не про щось погане, ты не думай… Я мамку твою, княжну, поважаю, и батька поважаю, просто дюже схоже…
— Замолчите, Потапенко! — выпалил Урусов… когда Митю согнуло пополам и вывернуло прямиком им на сапоги.
— Не понимаете, что ли — у юноши это первый! — Урусов успел отпрыгнуть. — Первые… — и уже совсем тихо добавил. — Много первых… — и снова возвысил голос. — Себя вспомните!
— От же ж я бовдур! — с сожаление поглядывая на изгаженные сапоги, вздохнул Потапенко. — Поделом мне! Сам-то я на свой первый раз постарше був… И то сутки потом блевал… Давай, княжич, веди хлопца звыдси, ему очухаться треба, переночевать з цим… Дома есть хто? Скажить, шоб чаю сделали, да погорячее, з медом… Идить, идить! — Потапенко замахал на них ручищами, будто воробьев с подоконника сгонял. — А я до гимназии: нехай госпожа директриса барышень ще внутри подержит, пока мы трупы з площади приберем. Не треба им на це дывыться.
Урусов ухватил Митю за плечи и поволок с площади прочь:
— Да не брыкайтесь вы, юноша! Или хотите отвечать на вопросы, как вы умудрились уложить столько варягов за раз… и почему некоторые из них явно передрались между собой?
Митя остановился… задумался на мгновение. Побледнел.
— Добычу не поделили? — неуверенно предложил он.
Урусов только усмехнулся: варяги дрались за добычу… но только после, а не во время набега. Хорошо хоть, большая часть убитых Митей убрались с площади… своим ходом.
— Пока Потапенко успокоит директрису, трупы начнут убирать… а дальше все перемешается и… глядишь, не поймут… — с некоторым сомнением в голосе пробормотал Урусов. Посмотрел на белого, как стена, Митю и очень серьезно добавил. — Не знаю, зачем Белозерским скрывать, что вы Мораныч… но я готов поддерживать вашу тайну, если, конечно, она не во вред государю-императору и роду Урусовых. — подумал и добавил. — И хотя Потапенко ошибается в вашем происхождении… — Урусов усмехнулся. — Я, как и он, готов поклясться — мое уважения к господину Меркулову ничуть не уменьшилось.
Митя потряс головой — кружащая вокруг него черно-кровавя пелена, на фоне которой то и дело мелькали вывороченные внутренности… отрубленные руки… раскроенные головы… Даже она на миг отступила перед вялым любопытством: «Это он о чем? Причем тут… уважение к отцу?» И вдруг понял! Потапенко считает, что его отец… оборотень. А Урусов — что Кровный.
Митя мрачно уставился на княжича исподлобья:
— Я — сын Аркадия Меркулова.
— Конечно! Я тоже считаю — кто вырастил, тот и отец! — прочувственно согласился Урусов. — Но в нашем несправедливом мире, сами понимаете, Митенька, Кровное Родство… так много значит! Ну, пойдемте же, пойдемте!