«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Два года назад во время стоянки голландского парусника они точно так же в огромном количестве собрались в этой долине. Матросы наловили их тогда несколько сотен и каждую несли пять-шесть человек.
Теперь эти громадные беспомощные существа расположились среди лавы у самых стен кратера, неподвижно вытянув шеи, словно прислушиваясь к чему-то или вспоминая что-то древнее, давно забытое. Ни одна из черепах не шевелилась, и мертвая, гнетущая тишина стояла над долиной.
— Должно быть, они ищут синюю воду, — подумал Пепе.
Он взобрался
Корабль был испанский. Он бросил якорь в заливе, и с него спустили шлюпку. Матросы, вооруженные большими палками, направились в глубь острова.
— Так ты говоришь, что черепахи около большого кратера? — спросил метис.
— Их там сто, и сто, и сто, и еще гораздо больше, — сказал Пепе, — и Матамата ведет их.
— Матамата? — промычал старик. Он чувствовал перед старой черепахой суеверный страх, передававшийся из поколения в поколение.
— Они убьют его, — прошептал Пепе.
Через два часа испанцы вернулись и подошли к хижине.
— Куда девались ваши черепахи? — спросили они.
— Мои черепахи в загоне, сеньоры, — хитро ухмыльнулся старик, — Но если вам нужно свежее мясо, я могу вам его продать.
Заключили сделку, в которой большое место занимали табак и спирт.
— Пеле, проводи сеньоров к стаду, — сказал метис.
Пепе не двинулся с места.
— Слышишь, что я говорю!
— Я не пойду, — сказал мальчик и отступил на несколько шагов. Метис поднял камень. Пепе, как собака, отскочил еще дальше. Но матросы поймали его, надавали шлепков и втащили в дом.
— Мальчишка упрям, как бык, — сказал старик, — Я провожу вас сам, сеньоры.
Он припер снаружи дверь колом. В ту же минуту Пепе пролез через дымовое отверстие и очутился на крыше.
— Матамата! — закричал мальчик, — Уходи, о Матамата! Они идут убить тебя! Уходи, о Матамата!
Камень просвистел мимо его уха, и Пепе спрыгнул внутрь дома.
Вечером уставшие, но веселые матросы вернулись на корабль. Они настигли стадо в долине, обнесли его оградой из камней и наутро предполагали начать переноску живого груза на судно. Из предосторожности штурман оставил двоих людей на берегу. Вскоре они напились со стариком и растянулись перед хижиной.
— Караулить черепах! — кричал один из них, — не смехотворная ли это затея? «Останься здесь, Хозе, — говорит он мне, — покарауль черепах». Почему он не сказал: «Покарауль эти скалы, Хозе, чтобы они за ночь не убежали от нас!»
Матросы хохотали, вспоминая неуклюжих животных и называя их выходцами с того света. Метис отвечал им хриплым кашлем, который испанцы благосклонно принимали за смех.
— Черепахи не уйдут, — говорил старик, — но не надо было запирать вместе с ними старого самца. Нет, этого не надо было делать.
Он сидел у потухшего костра и жевал беззубым ртом, подобный костлявому призраку прошлого.
Когда
Кровавый диск луны подымался из океана. Медленно, подобно громадной огненной черепахе, он полз по небу, и левый край его щита был слегка отбит, как у Матаматы.
Черепахи лежали в загоне, подняв головы в неподвижной задумчивости.
Пепе стало немного страшно. Он принялся быстро разбирать ограду. Большие камни были очень тяжелы для него, мальчик надрывался, из-под ногтей у него сочилась кровь. Когда образовался достаточный проход, он крикнул:
— Эй, Матамата, выходи!
Но животное не двигалось, поглощенное своими воспоминаниями. Тут Пепе подумал, что этот мудрец все-таки немного глуповат.
Мальчик вскочил на Матамату и тупыми ударами копья по задней стороне щита вывел его из неподвижности. Торжественно выехал Пепе на нем из ограды, неподвижный, как маленький истукан, и двинулся мимо черных башен кратера, а за ним, подобно длинному ряду оживших камней, выступало стадо.
Высоко поднялся месяц и осветил долину. Кактусы начинали цвести, распуская на одну ночь свои большие ослепительно-белые цветы. Пепе недоверчиво присматривался к ним, но они стояли оцепеневшие, погруженные в глубокое безмолвие, и благоухали во сне. Это смягчило его воинственное сердце. В знак мира он выбросил свое страшное совиное перо и воткнул в волосы белый цветок кактуса.
Вдруг Матамата почуял что-то и упрямо потянулся в сторону, в угольно-черную тень горы. Ни копье, ни удары маленьких пяток не могли его остановить. Тень становилась все чернее и чернее, и скоро Пепе увидел, что они лезут в какую-то мрачную дыру в стене.
Но Пепе и не подумал соскочить на землю. Он уперся руками и ногами в гору, а когда это не помогло, быстро согнулся, обнял обеими руками шею животного и прижался к его щиту. Мальчик очутился в совершенном мраке, и сердце его замерло от ужаса. Матамата полз уверенно, можно было подумать, что он хорошо знает тропу. Он миновал длинный подземный ход и очутился на краю пропасти внутри кратера. Глубоко внизу в ярком лунном свете лежало озеро синей воды. Затаив дыхание, смотрел на него Пепе и боялся поднять голову от щита, чтобы оно не исчезло. Ему казалось, что это сон, а когда проснется, метис возьмет его за ухо и хрипло спросит:
— Где черепахи?
Но все оставалось по-прежнему. Ни один звук не нарушал таинственной тишины. Осторожно нес его большой черный Матамата вниз по крутому спуску, а большой серебряный Матамата тихо плыл в небе и освещал путь.
На берегу озера Пепе слез с черепахи и почерпнул горсть солоноватой воды. Животные друг за другом спускались к воде. Одно из них сорвалось с крутизны и с глухим шумом Разбилось в пропасти. Но это не остановило других. Черепахи все ползли и ползли. Подойдя к озеру и погрузив в него голову, они долго пили медленными и судорожными глотками. Потом беззвучно пускались вплавь.