На свободу - с чистой совестью
Шрифт:
Леж Юрий. На свободу — с чистой совестью
А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет — поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?
М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»
«Оставь, не жалей ни о чем,
Летай пока горячо,
Пока за полеты не просят плату.
Но все же ночною порой
Мне снится конвой и солдаты…»
Г. и В. Самойловы, «Агата Кристи».
I
…-
Озорная, задорная и, казалось бы, никого и ничего не боящаяся Анютка робко жалась за спиной Афанасия Лукича, стоящего в десятке шагов от таинственного пришельца с небес с ружьем наизготовку.
— Дура ты, Нюрка, — рассудительно ответил через плечо старик. — Ангелы-то, небось, с неба нисходят, а этот — вишь, как брякнулся, до сих пор дымится…
За спиной выбравшегося из аварийной капсулы Геннадия Антиохова парила разогретая тормозными двигателями земля.
— Да и рожа-то у него вовсе не ангельская, — добавил, как отрезал, дед и прикрикнул на пришельца небесных сфер: — А ну, руки выше держи! Пущай с тобой в милиции разбираются, какой ты ангел и откуда здесь взялся…
Геннадий, ошеломленный аварией, мгновенным, как ему показалось, забросом в капсулу, длительным, в три с половиной витка, торможением и вовсе даже не мягким, как обычно показывают в кино, приземлением, старательно улыбался, пытаясь не показывать при этом зубы, и разводил в стороны руки, демонстрируя отсутствие оружия. Так положено было при внезапном контакте с аборигенами, Геннадий отрывки из предполетного, нудного инструктажа кое-как вспомнить смог, но вот, что делать дальше — сообразить не получалось. Очень уж неожиданно прозвучала вполне понятная, родная речь на чужой планете, да и мужик в поношенных, измазанных землей сапогах, неуловимого цвета широких штанах и потертой, штопаной телогрейке с ружьем в руках, и девчонка, прячущаяся за ним, в легкой косынке, бесформенном то ли сарафане, то ли платье, казалось, только-только вышли со страниц учебника истории.
«Ладно, пойдем в эту, как её… милицию, — подумал Геннадий, подчиняясь движению ружейного ствола и выходя на узенькую, едва приметную тропку. — Там чего-нибудь соображу… Я ведь случайно здесь оказался…»
Дальнейшие события, ну, совершенно выбили Антиохова из состояния относительного душевного равновесия, в которое он, кажется, все-таки ухитрился попасть, несмотря на аварию, вовсе не предусмотренный его личным расписанием сброс на непонятную планету, негостеприимную встречу. Конечно, митинга, цветов и рукоплесканий он и не ожидал от аборигенов, все-таки визит его был непреднамеренным и совершенно неофициальным, но скорейшая встреча с кем-то, являющимся местным начальством, представлялась Геннадию обязательной.
А вместо этого — тесная каморка с маленьким, едва различимым оконцем в углу, у самого потолка, без света, без бытовых удобств, их заменяло простое ведро в углу, с тарелкой непонятной каши три раза в день, и хмурое лицо местного милиционера. «Чем богаты, тем и рады, — ворчал тот, препровождая космического пришельца в камеру. — Это для своих, пришлых у нас тут не бывает… сиди, жди, горе-злосчастье…»
На вполне резонный вопрос Геннадия, почему это он оказался «горем-злосчастьем», милиционер вздохнул глубоко-глубоко: «Да как бы из-за тебя, мил человек, и мне не оказаться там, куда Макар телят не гонял…»
Через двое суток, если судить по восходам и закатам местного солнца, за Геннадием прибыл воняющий бензином и разогретым металлом грузовичок с необъяснимой жестяной коробкой вместо кузова, в которую пришелец и был препровожден не менее, чем местный милиционер, хмурыми, невыспавшимися в дороге конвоирами в длиннополых шинелях, помятых фуражках с синими верхом и красным околышем, с яркими малиновыми петлицами и показавшимися Антиохову громадными винтовками.
А еще через сутки езды по бесконечным ухабам, с жутким завыванием мотора, с матерком конвоиров и редкими,
Здесь пришельца уже поджидал старший майор госбезопасности Силантьев, его следователь, прокурор, адвокат и судья высшей инстанции в одном лице.
Невысокий, с расплывшейся уже немного от кабинетной работы фигурой, с бледным, усталым лицом и покрасневшими от недосыпания глазами старший майор производил впечатление трудяги, дотошного и аккуратного в исполнении своих обязанностей. Конечно, с гораздо большим бы интересом чекист занялся разоблачением, а может, чем черт не шутит, и организацией оперативной игры с каким-нибудь германским, английским или французским шпионом или их пособником, это ведь, по сути, и было его основным занятием, но, к сожалению, ни на какого шпиона, диверсанта или вредителя Геннадий Антиохов не тянул. Но вот в то, что был он не местным, старший майор поверил сразу: очень уж отличалось сытое, ухоженное, безмятежное и безбоязненное лицо пришельца от подавляющего большинства лиц аборигенов. Правда, ничего интересного и нового для себя или страны в целом Силантьев от этой встречи не ожидал, может быть, поэтому не стал особо выспрашивать у Антиохова подробностей о межпланетных сообщениях, о жизни в иных мирах, а постарался быстренько оформить появление пришельца в их мире.
— Ты ж сам рассуди, — по-доброму, как малому ребенку, втолковывал он Геннадию, ошеломленному фактом собственного нахождения под следствием вместо торжественной встречи, ну, или, на худой конец, общения с местными учеными и политиками высочайшего ранга. — Границу страны ты пересек незаконно, раз… пусть и непреднамеренно, без злого умысла, это суд обязательно учтет. Антисоветскую пропаганду и агитацию проводил уже одним своим внешним видом, да еще и попытками обращения к окружающим «господин», «сударыня», и как ты там еще говорил?.. У нас-то все господа давно в Черном море перетоплены, а люди теперь что думать будут? Что на других планетах капитализм процветает?..
Попытки Геннадия рассказать о постиндустриальном обществе, технических достижениях, космических полетах и собственной ценности, как носителя знаний, старший майор пресек моментально.
— А ну-ка, — кивнул он на обычную настольную лампу под зеленым абажуром, сиротливо стоящую почему-то на стуле в углу комнату. — Ну-ка, почини мне лампочку, а, гражданин пришелец?..
— Тут… это… — замялся Антиохов. — Надо специалиста вызвать, я ведь… просто контролер седьмого уровня второй сети…
— Не можешь, значит, — с легким удовлетворением констатировал старший майор. — Лампочку починить не можешь, как космический корабль устроен, рассказать тоже не можешь, только в общих чертах, как из атома энергию извлекать, ты слышал, но тоже не знаешь…
Окончательно растерявшийся Геннадий ошалело слушал старшего майора, где-то, в глубине души, сознавая его правоту, но в то же время, ну, никак не желая признать собственной никчемности в практической жизни аборигенов.
— … вот отпущу я тебя сейчас на все четыре стороны, — деловито рассуждал Силантьев, сопровождая свои слова вялыми жестами. — И куда ты пойдешь, даже и со справкой от нас, что в вине своей нечаянной раскаялся и опасности для страны не представляешь? Чем на жизнь зарабатывать будешь, раз ничего ты не умеешь руками делать? У нас тут пока не коммунизм, задарма никого кормить не станут… да и граждане теперь в большинстве своем сознательные, бдительные стали. Тут же ведь на тебя сигналы пойдут… а их, сигналы-то эти, проверять надо, значит, будут и милицейские, да и наши сотрудники, кто не посвящен, от дел отвлекаться и вместо того, чтобы шпионов ловить и вредителей обезвреживать, будут тобой заниматься. Кому это надо?..