На свои круги
Шрифт:
– Если я не уеду, я не смогу держать себя в руках, я перешагну через себя, через всё, что сейчас ещё мешает мне, что сдерживает. Поймите меня. Это была не шутка, когда я звал вас с собой...
Ания отвела взгляд в сторону. Ничего себе.
– И я не шутила, когда отказала вам,- прошептала.
Он согласно кивнул, принимая её слова. Она – не его женщина, но и он – не её мужчина. Перед Богом, перед людьми, перед всем светом она – жена его отца! Она – его мачеха!
– Пойдёмте, я провожу вас.
Он подал ей руку, и Ания
– А вот и они! Вы только посмотрите! Неслыханная наглость! Два воркующих голубка в одной клетке!
Ания резко обернулась и с ужасом заметила лица камеристки, своего мужа – барона Элвуда, барона Годвина. От накатившей вдруг слабости, рождённой страхом, подкосились ноги, но молодой барон не дал ей упасть – удержал под руку.
– Нет, вы только посмотрите на это! А? Нет, это надо же...- Барон Элвуд готов был порвать родного сына на тысячу кусков, а следом за ним и свою неверную жену.
– Вы неправильно всё поняли, милорд,- это подал голос барон Орвил.
– Да нет, дорогой мой сынок, мы все всё правильно поняли. Ещё удивительно, что мы застали вас не в постели. Или, может быть, вы уже успели управиться? Вы же у нас молодые, быстрые...
– Нет! Вы ошибаетесь, милорд, вам не в чем обвинять свою супругу и меня, поверьте...
– Заткнись!- громко перебил его барон. И в самом деле, любые слова виноватого сейчас звучали глупо и неубедительно, любых оправданий сейчас было бы мало.
Барон Элвуд метнулся к ним, яростно сверкая тёмными глазами, но гостивший в замке барон Годвин удержал его, шепнул:
Держите себя в руках, барон, не позволяйте себе наделать глупостей.
– Глупостей? Вы говорите, глупостей? Да можно ли здесь наделать ещё больших глупостей?
Ания только тут заметила, что Орвил закрыл её собой, шагнув вперёд. Сейчас между ней и разъярённым мужем был только он. Господи, что она наделала? Он же предупреждал её, что это очень опасно. Какой же безрассудной она была, что пришла сюда.
– Какой же ты подлец, родной сыночек. Спать с женой своего отца...- Перевёл взгляд на лицо Ании.- Да и ты тоже хороша, как последняя шлюха, сама пришла к нему? Сама метнулась в постель? Даже уговаривать не пришлось? Здесь ты, наверное, не ломалась и сцен не устраивала?
– Милорд, ваша супруга ни в чём не виновата...
– Замолкни! Я не желаю тебя слушать! Кто ты здесь такой? Молодой петушок для этой курицы? А что? Хорошо устроились? Бегают тут друг к другу под одной крышей! Удобно! Сегодня я к тебе, а ты завтра – ко мне! А супруг? А что супруг? Пусть себе живёт, ничего не ведая! Обвели вокруг пальца? Смеялись за спиной?
– Вы ошибаетесь!- громко перебил его молодой барон, не выдержав обвинений.
И барон Элвуд, перехватив свою трость, ударил его тяжёлым навершием. Молодой человек закрылся рукой, и удар пришёлся по костям предплечья, от второго удара он уклонился. Ания закричала от ужаса, увидев обезображенное яростью лицо мужа. Барон Годвин успел повиснуть на хозяине замка, оттащил его в сторону, шепча успокоительные слова. Но барон кричал через испуганный вопль своей жены:
– Я убью его! Убью этого ублюдка! Ему не жить! Убью эту дрянь! Задавлю своими руками эту сволочь!
Крик баронессы захлебнулся, она быстро говорила теперь:
– Нет... Нет, не трогайте его. Это я... я во всём виновата... Это всё я...
Она сама пыталась теперь закрыть Орвила собой, вышла вперёд, и все заметили на ней камзол молодого пасынка.
– Смотрите на неё! Шлюха! Она даже не стесняется на людях таскать его тряпки! Убью тебя! Ты слышишь меня? Убью тебя, стерву! Ведьма! Проклятая ведьма!
Барон рвался к ней, и удержать его барону Годвину стоило огромных усилий. В комнату влетела баронесса Марин со служанкой – её привлекли крики в темноте спящего замка. Она-то думала, что её муж и барон Элвуд играют в шахматы в гостиной, а тут такой скандал.
Она сразу же поняла, что случилось, и метнулась к молодой баронессе – виновнице скандала. Подхватила её, не давая упасть на пол, и оттащила в сторону от опального барона. А тут и оскорблённый муж сумел вырваться на свободу, ринулся к обидчику – собственному сыну – принялся бить его своей тростью.
– Нет! Нет, оставьте его! Нет! Милорд, умоляю вас... Не надо, пожалуйста!
Это кричала и билась в руках баронессы Марин Ания, но освободиться не могла.
– Уберите её отсюда!- резко приказал барон Годвин.- Быстрее! С глаз долой!
– Нет! Нет! Нет! Оставьте меня! Пустите! Пустите, прошу вас! Нет! Не позволяйте ему!
Она пыталась вырваться из рук баронессы, но на помощь той пришла молчавшая до этого камеристка. Вдвоём они вытащили Анию из комнаты и довели до постели. От страха, от ужаса случившегося Ания плакала навзрыд, не могла говорить, а перед открытыми глазами всё стояло, как старый барон наносит удары сыну своей проклятой тростью, а тот даже не сопротивляется, просто закрывается рукой и уворачивается, а левая рука, та, что приняла самый первый ещё удар, висит плетью вдоль тела.
– Он убьёт его... он убьёт его... убьёт его...- шептала потерянно, исступлённо, а баронесса Марин укладывала её в кровать. С трудом отобрала мужской камзол, разжав побелевшее пальцы молодой баронессы, сама разула её, сняла халат, чулки, укрыла двумя одеялами.
– Что же вы наделали, Господи... Что же вы наделали... Зачем? Вы ничего не понимаете. Чем вы только думали? Чем вы думали? О, Боже... Скандал-то какой. Какой скандал. Завтра весь замок будет судачить об этом. Бедный барон Орвил, ох, уж ему-то достанется... Это точно. Достанется, ай-я-яй... Зачем? Боже мой... Вы же больны. Вам нельзя было вставать, сейчас станет только хуже.