На свои круги
Шрифт:
– Это тяжелее всего, когда приходится оправдываться праведному,- заговорила баронесса Марин, лёгкими прикосновениями поглаживая спину Ании.- Что бы ты ни говорил, все слова кажутся неубедительными. Виновному всегда ложь удаётся лучше. Вам приходится постоянно оправдываться за то, чего нет, за вашу мнимую измену...
– Я боюсь его... Я его ненавижу... Он бьёт меня, он постоянно бьёт меня... Я... Я даже не знаю, что я делаю не так... Почему? В монастыре мне никто не рассказывал, как должно делать в постели... Может, поэтому
Она плакала, а баронесса утешала её своим участием, близостью, теплом присутствия. Что она могла сказать ей? Она не была на подобном месте, муж её хоть и стар, но он не был жестокосердным. Барон Годвин часто отлучался ко двору короля, и баронесса могла позволить себе отношения на стороне, она была сама себе хозяйкой. Здесь же случай более, чем тяжёлый.
– Потерпите, дорогая, наберитесь терпения, молитесь. Наступит момент, и он оставит вас в покое, я же говорила вам.
– Не ранее, чем он сделает мне ребёнка, а этого не будет никогда! Я чувствую, он бесплоден, он только зря мучает меня! Во всём, в его глазах, виновата я! Опять – я!
– О, Господи, он помешался на своём наследнике, ей-богу...
– Иногда мне кажется, что я сама готова подсыпать ему крысиного яда!
– О чём вы? Боже...
– Конечно, я никогда этого не сделаю! Никто здесь не сделает! Здесь все его боятся... И я боюсь.
– Вам надо успокоиться и отдохнуть, хорошо выспаться. Мой вам совет. А ребёнок... Многие ли отцы воспитывают своих детей? Не торопитесь, найдите время, момент, верного человека, и сами выберите отца для своего ребёнка. Это будет вернее, чем ждать что-то от него...
– О Боже, о чём вы?
– Пойдёмте.- Баронесса уложила Анию на кровать и укрыла тёплыми одеялами.- Я скажу, чтобы вас не беспокоили. Вам надо отдохнуть. Насчёт ужина я распоряжусь сама, я справлюсь. Отдыхайте.- Она дёрнула шнурок, и Анию отгородил тяжёлый полог кровати.
Да, только сейчас она поняла, что это была хорошая идея. Выспаться, забыться сном. Что может быть лучше? Быстро заснула, провалившись в сон.
Когда она проснулась, никого в комнате не было. Никто её не разбудил, горела свеча в подсвечнике, в своём углу спала камеристка.
Ания обомлела. Уже ночь? Почему её не разбудили к ужину? Как всё прошло без хозяйки? Где баронесса? Она быстро поднялась и надела тёплый халат. Оказывается, она уже была в одной ночной рубашке. Когда её успели переодеть? Почему она ничего не помнит?
Хотелось есть. Конечно, за обедом она почти ничего не съела, а ужин пропустила. На кухне должен быть свежий хлеб, должны были сегодня выпечь. Освещая себе путь свечой, Ания спустилась с лестницы. Но до кухни не дошла, остановилась, прислушиваясь, на последней ступени. В гостиной кто-то разговаривал, горел камин, в полумраке ничего не было видно. Машинально она прикрыла огонёк дрожащей свечи ладонью.
– ...Мне не нужны эти скандалы, ты, я думаю, не такой дурак, чтобы это не понять. Для тебя это просто поступок. Да, вот он я какой, посмотрите. Я встал, я ушёл. Плевать на отца, на гостей, на всё плевать. Это же я! А они? Ты знаешь, о чём подумают они и что расскажут где-нибудь там? Барон Дарнтский издевается над своим сыном. Да, он собирается лишить его наследства, он собирается лишить его титула...
– Это так и есть.
Ания узнала голоса старого барона и его сына.
– Это не тебе решать! Это не твоё дело!
– Слухи уже ходят по всему графству. И вы не скрываете своих намерений...- Барон Элвуд не дал сыну договорить, перебил:
– Бедненький, ты на это надеешься? Вдруг, все узнают об этом и заступятся за тебя, страдальца. Не будет! Слышишь? Я не доверял твоей матери, ты – не мой сын, я не собираюсь передавать земли сыну абы кого.
– Моя мать была благочестивой женщиной. И я – ваш сын, вы это прекрасно знаете. Она представляла враждебный род, и свою неприязнь к ней вы перевели на меня. Вас заставили жениться на ней против воли, вы ненавидели её, а теперь ненавидите меня...
– Заткнись! Что ты в этом понимаешь?
– Вы за все эти годы давно бы развелись с ней и отправили бы её в монастырь, но она не давала вам повода...- Ания дёрнулась всем телом от звука пощёчины. Он бил его! Бил своего сына за правду!
Всё внутри её сжалось. Уж кто, как не она, знал тяжесть его ладоней, силу его гнева. Она почти физически ощутила боль всем телом.
Но барон Орвил через время продолжил, Ания уловила в тишине его глухой голос:
– Она была праведной женщиной, вам не в чем было её упрекнуть при жизни и уж, тем более – после смерти...
Ещё одна пощёчина оборвала его слова, и Ания качнулась на слабеющих ногах. Он бьёт его! Бьёт его! Это как пинать бессловесную собаку! Она не ответит!
– Я – ваш сын...- он опять заговорил.- И вы это знаете... И это вас злит... Потому что я не такой, как вы...
На этот раз пощёчин было две, и Ания не выдержала, бросилась вниз, воскликнув:
– Перестаньте бить собственного сына! Что вы делаете?
Оба барона удивлённо смотрели на неё. Барон Орвил стоял с опущенной головой, смотрел через упавшие на лоб волосы поверх пальцев ладони, которой вытирал кровь из разбитого носа. Барон Элвуд осмотрел жену с ног до головы.
– Где твоя камеристка?
– Спит...
– Что ты здесь делаешь?
– Я захотела есть...
Барон усмехнулся от этих слов, отворачиваясь от сына.
– Это похвально, значит, ты не больна. Баронесса сказала, что, возможно, это болезнь. Ты отказалась от ужина, тебя раздели и уложили.
– Я ничего не помню.- Ания бессильно покачала головой и встретилась глазами с молодым человеком. Они смотрели друг на друга поверх плеча барона.
– Возвращайся к себе. Я пришлю горничную с остатками ужина.