На свои круги
Шрифт:
В городских церквях и соборе шли службы, участники турнира причащались и исповедовались. Крестьяне из округи навезли на рыночную площадь товаров, предлагали их, перекрикивая друг друга наперебой. Все мастера распахнули двери своих лавок и мастерских. Выступали бродячие актёры, жонглёры, они пели и играли на музыкальных инструментах, привлекали зрителей акробатическими трюками, глотали огонь и танцевали.
Ания видела всё это с третьего этажа постоялого двора. Спуститься на площадь она не могла, не позволил бы барон, но до самой вечерней темноты, пока ночь не разгоняла всех с площади, Ания смотрела на всё жадными глазами, стараясь впитать, запомнить
После жизни в замке барона, после монастырской юности, она не могла наглядеться на этот новый мир красок и звуков. Как же благодарна она была Богу и судьбе, что ей выпало пережить такое, за то, что барон не оставил её дома, а взял с собой. Это было здорово! И пусть он не отпускал её в город без своего личного сопровождения, практически не давал свободы, Ания была благодарна ему и за это.
За все эти дни Ания и барон Элвуд посетили богатые дома бюргеров, были приглашены на ужины и обеды, оставались на домашние пиры. Барон всё время был занят какими-то своими делами, что-то обсуждал с хозяевами, будто что-то затевал и искал поддержки. Ании было всё равно. Главное, что он в такие моменты терял её из вида, и она была предоставлена сама себе. Пела, немного танцевала, играла на лютне, общалась с весёлыми хозяйками-горожанками.
Все обсуждали предстоящий турнир, делились идеями, что надеть, где самые лучшие места на галереях, рассказывали об интересных случаях прошлого года. Все были охвачены турниром, все ждали начала его, как великого праздника.
И Ания сама ждала его с нетерпением. Предстояли пешие бои и конные состязания, личные и групповые встречи, уже определялись соперники. А потом, каждый вечер турнирного дня, граф Адерн – устроитель турнира, будет собирать пир. Все рыцари, гости, девушки, жёны баронов и богатые горожане будут там. И Ания ждала этого всего, и турнира, и пира. Сердце замирало в предвкушении, всё тело дрожало в ожидании, будто ощущало подступавшие перемены. Ания чувствовала их, но пока не знала, что это будет, и ждала, ждала всем сердцем.
* * * * *
В первый раз в своей жизни Эрвин принимал участие в турнире.
Баронесса Айрин выслушала его терпеливо и молча, конечно же, она не хотела отпускать его так быстро, она была бы рада, если б Эрвин остался ещё на год или даже на два. Но Эрвин был убедителен и настойчив, он просился на турнир и обещал все свои победы посвятить радушной баронессе. Это тронуло доброе сердце пожилой женщины, она поступила вопреки своим правилам. Обычно она одаривала доспехами тех, кто задерживался у неё надолго, кто за годы жизни в замке становился почти родным. Эрвина же она отпустила по первой же его просьбе, не скрывая грусти в глазах.
Баронесса серьёзно потратилась: недавно она уже сделала подарок одному из парней в её окружении, но для Эрвина она сумела выделить большую сумму, и её хватило купить хорошие доспехи и турнирную лошадь. Со слезами на глазах баронесса Айрин проводила Эрвина на турнир.
И вот он здесь.
Турнир устраивал граф Адерн у стен города Берд. На большой поляне прямо у городских стен построили площадку с длинным канатным барьером и зрительскими местами и галереями, натянули шатры, построили коновязи. Всё заполняли люди: зрители, крестьяне и горожане, рыцари и их пажи, и оруженосцы, герольды и глашатаи, съехавшиеся со всей округи бароны и графы со своими жёнами, сыновьями, дочерьми и воспитанниками.
Всё это увлекало Эрвина. Ему нравилась эта бурлящая людьми и событиями жизнь, нравилось то чувство, что захватывало сердце, нравились бои, от которых дух перехватывало странной смесью страха, волнения и азарта, риска и молодого тщеславия.
За эти дни он успел поучаствовать в групповых встречах, когда сражались конные рыцари командой на команду. Эрвин не получил ранений, лишь несколько ушибов, зато познакомился со многими рыцарями и побывал на вечерних пирах.
Многие уже знали его, да и узнавали по доспехам, ведь на щите и временном гербе Эрвина красовалась голубка баронессы Айрин. Все знали о баронессе и её «птенцах», у двух рыцарей Эрвин сам видел подобных его голубю птиц, расположившихся в четвертях их щитов. Это значит, что они ещё не нашли себе сеньоров и продолжают странствовать с гербами своей покровительницы.
Один из них даже подошёл к Эрвину справиться о здоровье и благополучии баронессы. Да, эта женщина сыграла большую роль в судьбе многих, и Эрвин был в их числе. Если бы баронесса не встретилась на его пути, он бы по-прежнему оставался в среде горожан или ремесленного цеха, и сейчас был бы не участником турнира, а наблюдал за всеми со зрительских рядов, и то не с самых первых.
Для всех Эрвин сохранил своё имя, но был теперь странствующим рыцарем из Одерна. Вряд ли кто-то узнал бы в нём потомка графских корней. Он изменился. Не только внешне, но и внутренне.
На щеке остался шрам, сам Эрвин коротко постригся, да и телом – вытянулся, похудел и стал более подтянутым, жилистым, как молодая сосна, выросшая на холодных камнях скалистого отрога.
Заботы о пристанище, о куске хлеба взрастили его куда быстрее, чем все годы сытой беззаботной графской жизни в безопасном замке.
Теперь он – странствующий рыцарь, озабоченный поиском сеньора, и, если ему не повезёт, Эрвин будет переезжать от турнира к турниру, сияя одернским голубем баронессы на своём щите, и все будут говорить ему «птенец» баронессы Айрин. Ему же хотелось стать слугой нового сеньора, получить свой герб, определиться, наконец, в жизни.
Кто знает, если всё сложится удачно, то именно его сеньор сможет помочь ему вернуть свой титул, свои земли, своё доброе имя.
Но сейчас Эрвин должен был достойно выступить на этом турнире, прославить имя баронессы Айрин, и не получить увечий и травм. В его положении они будут роковыми, придётся распрощаться со всеми своими надеждами.
* * * * *
Левая рука немела, и лёгкая ноющая боль поднималась вверх, до самой головы, от неё, казалось, гудело даже в висках. После перелома прошло уже полгода, а рука всё равно оставалась чужой, той, прежней силы, надёжности в ней не было. И это злило.
Это значит, что в любом бою эта рука может подвести, она не выдержит того напряжения, что должна, а ведь она правит конём, держит щит и, если ранена будет правая, возьмёт и меч, и копьё...
Он понял это с первых же дней турнира, с первых схваток, ещё командных. По жребию их поделили на две группы. В первые два дня шли именно схватки – меле, когда рыцари на конях, группа атакующих и группа защищающихся, рубили друг друга затупленными мечами.
Именно тогда Орвил получил несколько ударов по щиту и почувствовал, что его левая рука потеряла чувствительность и практически перестала слушаться.