На темных аллеях (сборник)
Шрифт:
Егор спросил у встретившей его официантки-хостес — есть ли свободный столик? Да, ответила та и повела за собой.
На ходу Егор достал сотовый. «Приезжай, я тебя жду, сегодня рано освободился…» — уже на языке вертелось. Он надеялся порадовать Светлану, которой в последнее время уделял мало внимания.
— Вот, пожалуйста, — официантка указала на свободный столик, под тентом.
Но Егор смотрел на другой столик, тот, что располагался у самых перил. Там, на полотняном простеньком диванчике, полуразвалившись, сидел… нет, лежал? Нет, скорее, вальяжно валялся — пожилой бородатый дядька в льняном
— Привет, — сказал Егор.
— Привет, — ответила она. В этот момент у нее зазвонил сотовый в сумочке.
— А это я тебе звоню, — сказал Егор.
— А, это ты! — она поднесла сотовый к уху. — Егор, подходи к нам. Как здорово, что ты пришел!
— Сурпрайз! — проблеял дядька.
Светлана вроде как обрадовалась, и дядька в капитанской кепке тоже принялся пороть какую-то веселую чушь, и все на первый взгляд было весело, мило и непринужденно. Нормальные, современные люди. Светлана же не изменяла прилюдно Егору, она просто сидела в кафе с каким-то дядькой…
Дядька, этакий престарелый «анфан террибль», оказался на поверку довольно-таки известным человеком, предпринимателем. Просил называть его Гариком. Он шутил и егозил непрерывно — и Светлана была от нового знакомого в восторге. Оказывается, она на днях помогла этому человеку приобрести квартиру, теперь они вдвоем отмечали выгодную покупку.
Гарик — лет на двадцать старше Светланы, относился к той, как к девочке, Егора же называл «юношей». Посидели, поболтали (Егор отказался от алкоголя, за рулем же), Гарик пил виски — «а у меня шофер, друзья мои, это так удобно…».
— Ты ему нравишься, — позже сказал Егор Светлане, когда они уже вдвоем возвращались домой.
— Ты ревнуешь?
— Не знаю. Но что-то такое чувствую…
— Перестань. У тебя воображение стало, как у твоей бывшей.
«Не у бывшей, — хотел поправить Егор. — Она до сих пор моя законная жена». Но не стал.
…Все произошло само собой, легко и незаметно — Светлана сошлась с Гариком.
Егору какое-то время было больно — но не потому, что его бросили, нет. Он чувствовал себя обманутым. Он чувствовал себя дураком.
Знал ведь, что Светлана — такая. Не плохая, не злодейка, но — слишком легкая. Отчаянная и веселая. Ничего не боящаяся.
То, чем закончатся отношения Светланы и Егора, можно было предугадать. «В сущности, она меня не обманывала. Это я сам себя обманул. Не захотел замечать очевидного. Ведь только с чужими бывает так легко и весело!»
Егор буквально в считаные дни переехал в другую квартиру. Продал старую, купил новую. Не хотел оставаться в том несчастливом доме, рядом со Светланой, ее детьми… С глаз долой — из сердца вон.
Потом, Лида бы в тот дом все равно не вернулась.
А Егор очень хотел вернуть и ее, и сына. Ради них он и затеял этот переезд.
С сыном, кажется, отношения более-менее налаживались. Интересным и странным было примирение отца и сына. Уж сколько Егор его обхаживал, возился с Васькой, таскал по всяким интересным местам, дарил подарки — ни в какую! Перелом в отношениях случился после следующего разговора.
Однажды Вася спросил — любит ли Егор Макса с Нюшей? (Еще до разрыва со Светланой произошел этот разговор.)
Егор хотел ответить что-то правильное, благостное, примиряющее, из серии — нет плохих детей, ко всем надо относиться по-доброму, с приязнью, но в глазах сына было что-то такое… Словом, Вася ждал не долгих нравоучительных рассуждений, а самой сути. И тогда Егор ответил твердо и коротко:
— Нет. Люблю я — только тебя.
Вася задумался, притих. Потом опять спросил:
— Я лучше их?
О, нет, сын не пытался сравнить себя с детьми Светланы, он, кажется, хотел сейчас понять, каким видит его именно Егор, отец.
— Да, — продолжил Егор. — Ты лучше всех. Ты лучше всех детей в мире.
И он сдержался, чтобы не уточнить — «для меня». Каким-то убогим, корявым было бы это уточнение, эта фарисейская, жалкая оговорка.
Вася как будто вздохнул с облегчением. И с того самого момента его отношение к отцу изменилось. Наверное, каждый ребенок хоть раз в жизни должен услышать от своих родителей, что он — самый лучший. Нет, перехваливать постоянно — тоже ни к чему, вырастет эгоист, субъект с завышенной самооценкой, но ребенок в какой-то сложный момент своей жизни обязательно должен ощутить свою ценность, особенность, уникальность. Потому что если ты не испытал на себе в детстве безграничной любви отца и матери — то никогда не почувствуешь себя счастливым до конца. Рай — это не то, что после смерти, и не то, что лишь для избранных праведников. Рай — это детство, проведенное в любви… И жестоко лишать своего ребенка этого рая только из страха испортить его или из желания подстегнуть амбиции ребенка.
Но Егор не солгал. Он и вправду считал своего сына особенным.
Да, Вася не был открыт миру, как дети Светланы, но внутри мальчика шла какая-то постоянная внутренняя работа. И то, что он сумел, в конце концов, простить отца — тому подтверждение.
Итак, к моменту разрыва со Светланой на стороне Егора были уже и сын, и свекры. Потом, разойдясь со Светланой, — Егор и квартиру поменял. Он делал все, чтобы вернуть Лиду.
Лида…
Если и Лида простит его, вернется, то можно считать, что Егор восстановил все то, что сам разрушил когда-то.
Но с Лидой было сложнее. При всей своей внешней мягкости, пугливости, нерешительности — жена Егора не могла забыть его предательства. Лида — злопамятная. Да, это ее недостаток. Могут же у любимой женщины быть какие-то недостатки? Хотя нет. Это не злопамятность. Это другое. Это — обидчивость? Нет, нет, тоже нет… Это, скорее, чрезмерная ранимость. Когда раны, нанесенные жизнью и близкими, заживают слишком долго.
Но Егор был полон энтузиазма, он надеялся, что исправит все, искупит.
Почти каждый вечер в будни хоть на минуточку он заглядывал в дом к свекрам, возился с сыном, приносил все то, в чем, как казалось Егору, его близкие могли нуждаться. Нет, не заваливал роскошными подношениями — но доставлял то, что было насущным, необходимым. Делал что-то по дому — то приколотить, то починить (свекор, в силу возраста и здоровья, уже не в состоянии был прибить покосившийся карниз, например). А Лида вообще с мужской работой «не дружила», хоть и старалась.