На темных аллеях (сборник)
Шрифт:
Выходные Егор вообще целиком посвящал семье.
А как иначе? Эти люди были его родными. Для кого еще стараться, для кого жить? Теперь главное, чтобы Лида простила его.
Наконец, «не мытьем, так катаньем» — Егор добился своего. Лида сдалась. Она согласилась вернуться с сыном к Егору, в новое жилище.
Это был торжественный день. И свекры ужасно радовались, что молодые помирились и сошлись снова, наконец, и Васька ликовал… Но вот Лида выглядела какой-то потерянной, словно ее вынудили.
Да, они с Егором
Эти раны, что он, муж, нанес ей когда-то, — до сих пор кровоточат. А вдруг они и не заживут никогда? И будут кровоточить — до самой смерти? С Лиды станется… И в них, в эти раны, до бесконечности можно будет вкладывать пальцы, чтобы убедиться — не заросло. По-прежнему больно.
Вот какая она была, Лида, его жена.
Сложная. Странная. Непонятная.
И все равно — самая родная, самая любимая.
Это был обычный день начала сентября, когда в городе стояло бабье лето. Тепло, ясно, листва еще не опала и переливалась на солнце яркими красками… Чудесное время. Жить бы да радоваться. Можно прогуляться по центру или съездить всей семьей в парк. Можно смеяться, любить — в унисон с царящей вокруг гармонией.
Но внутри себя Лида никакой гармонии не ощущала.
Она только что вышла из лабораторного корпуса…
Да, кстати, она последовала совету Егора — оставила работу в городской поликлинике и теперь занималась только научными исследованиями. По-хорошему, Лида сама об этом мечтала. Это же здорово — целиком отдаться своему главному делу, полностью сосредоточиться на нем. Тем более, что Егор прилично зарабатывал, и финансово их семья никак не страдала от увольнения Лиды с одного места.
Итак, Лида шла в направлении к метро и думала о том, что теперь она полностью зависит от мужа. От человека, к которому она испытывала… что?
«Господи, да я сама не знаю, люблю я его или ненавижу!» — подумала Лида, подходя к вестибюлю одной из центральных станций метро. Егор, кстати, давно предлагал жене купить машину, но Лида отказывалась. Она панически боялась водить, да и зачем? Все равно лаборатория в центре, а тут пробки на дорогах — круглосуточно. Это у Егора его завод за МКАД располагается, естественно, что мужу на своих колесах удобнее…
Вот и сейчас улицы были забиты машинами! Зато в метро еще относительно свободно.
Лида ступила на эскалатор, и тот плавно стал затягивать ее в подземелье.
«Егор, конечно, хороший человек, — сама себя уговаривала Лида. — Хороший муж и отец. Просто он совершил плохой поступок. Но сам Егор — все равно хороший!»
К слову о плохом поступке… Смешно. Когда окружающие узнавали, что ее муж ушел не к молоденькой любовнице, а к даме в возрасте, да еще с тремя детьми — то как-то задумывались, не
Но это же глупо! Предательство и есть предательство, и не имеет значения — молода любовница или стара, красива или безобразна, есть дети у нее или нет. Полюбил ее всерьез или увлекся на короткое время.
НИЧЕГО не имеет значения, ничего не может служить оправданием. Предал, и все тут. Предал, предал, предал!
Ужасный поступок. Но он, Егор — хороший человек. Но он предал, и потому простить его нельзя…
Лида об этом думала постоянно. Она ненавидела мужа и любила его. Она хотела его простить и — не могла. Как не могла ему простить той пощечины, которую он дал ей во время ее беременности.
Вот точно так же она не могла простить матери Егора того разговора в ресторане, после которого и произошла та ужасная история с угрозой выкидыша.
Его мать. Его мать всегда была против невестки. А как свекровь скривилась, когда после долгого перерыва вновь встретилась с Лидой, в новой уже квартире… И потом еще несколько раз поминала Светлану — какая та милая да славная… Ведь знала же, что Лиде неприятно слышать о бывшей сопернице!
…В вагоне было относительно просторно, хотя все сидячие места заняты. Лида осталась стоять у тех самых дверей, через которые вошла в вагон, прислонилась к ним спиной. Несколько молодых мужчин дремали неподалеку.
С чего им уступать Лиде — молодой, здоровой на вид? Да она и не хотела сидеть. Но вот Егор — тот всегда уступал женщинам (в общественном транспорте, когда приходилось иногда ездить на нем, в очередях в поликлинике, еще где), вне зависимости от их возраста. Таким вот он поведением отличался, старомодно-галантным. Хотя нет, если точнее — непреклонно-рыцарским…
Лида стиснула зубы, чувствуя, что слезы опять близко. И, словно добивая себя, вспомнила вот еще что — Егор любил ее, Лиду, в любом виде. Полной или худой. С макияжем или без. В вечернем платье или домашнем халате. Нет, ему было не все равно, как она выглядит, но он любил ее — всякой. И беленькой, и черненькой.
И это значило, что нет мужчины лучше его, преданней. Все остальные — не то, не то, не то. И лишь Егор — то. Он предал, но он все равно — самый преданный. Так почему же не получается простить его, почему?..
Лида отвернула лицо чуть в сторону, к плечу, чувствуя, как слезы уже предательски щиплют глаза. «Скорее бы остановка, скорее бы выйти отсюда!»
Но поезд все мчался в черном, бесконечном туннеле.
Лиде вдруг стало жутко — просто так, без причины. Слезы пропали. Она повернула голову, бросила взгляд на весь вагон, вернее, на два вагона — между этим и следующим был свободный проход.