На углу, у Патриарших...

Хруцкий Эдуард Анатольевич

— Божественно, — оценил их пение американский миллионер и открыл глаза. — Где мы?

— Тверь объезжаем, — сообщил Тарасов. — Скоро Торжок. Как ты все-таки Гигса отцепил, Гриша?

— Напугал. Тобой напугал. — Он ухмыльнулся. — Намекнул, что ты оттуда.

— А ты меня не боишься? — спросил Алексей серьезно.

— Конечно, боюсь, — тоже серьезно отозвался Гришка. — Ты же беспредельщик, Леша. Но и с беспредельщиком можно иметь дело, если все обставить, как надо.

— Бумажку страховочную заготовил? — недобро догадался Тарасов.

— Не

бумажку, — принялся обстоятельно объяснять Сильверстайн. — В сейфе у посольского юриста лежит серьезный и обоснованный документ, который тебя утопит при любых обстоятельствах. Ко всему прочему, я американский подданный, и, следовательно, копать будут до конца и без снисхождения.

— Был тут у нас один такой американец… — скривился Тарасов презрительно.

— Знаю! — азартно воскликнул Гришка. — Но он просто американец, легкомысленный и легковерный, а я американец из «совка», который здесь страхуется всегда и от всех. В том документе упомянута и наша сегодняшняя поездка, в которую я взял — и это тоже отмечено — пятьсот тысяч долларов.

Сильверстайн распалился, говорил быстро, сбивчиво, волнуясь. Ясно было: Григорий и впрямь до смерти боится друга Лешку.

— Ты сделал так, как я просил? — сурово поинтересовался Тарасов, помолчав.

— Да, — успокоился Гришка. — Два абсолютно одинаковых по размеру пакета, твой даже поменьше будет. Ему сотня стодолларовыми, тебе — четыреста тысячными. Все правильно?

— Жалко мне сову тебе отдавать… — промолвил Тарасов. — Красавица…

— Вовсе не мне. Зачем она мне? — пожал плечами Сильверстайн. — Да и тебе она не нужна.

— Сова — некий символ мудрости, а мудрости нам иногда не хватает. Зато хитрости у тебя с избытком, мистер Сильверстайн, — завершил деловой диалог Алексей, решив лучше полюбоваться пейзажем.

— Ни на что не похожа эта наша величественная и неряшливая бескрайность, — философски заметил Гришка, заметив интерес подельника к окружающей природе. — В ней — тоскливый вечный зов к бездействию и очищению.

— Ишь ты! — удивился Тарасов. — А раньше-то все больше по фене ботал!

Ровно в полдень «Мерседес» остановился у музея города Осташкова. У дверей музея, на которых висела табличка «Санитарный день», пассажиров «Мерседеса» ждали директор, экскурсовод и плотник. Русские сдержанно поздоровались. Американец же бурно выразил восторг от долгожданной встречи и всяческую благожелательность. Вошли в музей.

…А Вешняков вошел в сторожку, где сторож вяло жевал вчерашнюю рыбу.

— Ты что ж это не у кассы? — спросил Вешняков.

— Директор санитарный день объявил, — пояснил тот.

— Значит, это санитары на «Мерседесе» приехали?

— Шуткуешь все… — буркнул Егорыч.

— Ага, — согласился Вешняков и достал из наплечной кобуры пистолет. — А теперь перестал. Быстро, Егорыч, открывай черный ход. Ребята уже все в музее, а начальнику моему в окно лезть нельзя, у него нога больная. Живо, живо, Егорыч!

— Бандиты, —

шагая к двери, неизвестно кому пожаловался Егорыч.

— Бандиты вы, а мы милиционеры, — разочаровал его Вешняков.

…Сторож, с любопытством поглядывая на Никольского, открыл дверь.

…Тарасов, мистер Сильверстайн, Коломиец и экскурсовод любовались совой.

Плотник стоял у выхода из двухсветного зала, держа руку за пазухой.

— Хорошего понемножку, — опомнился Тарасов. — Мистер Сильверстайн, надеюсь, вы не изменили своего решения?

— О, нет, нет! — отверг всякие сомнения американец.

— Ваня, — негромко произнес Тарасов.

Тот также негромко обратился к экскурсоводу:

— Валя!

Краснопиджачник приблизился к постаменту, отделил от него облицовочную планку. Щелкнул выключателем и снял стеклянный колпак. Подошел Коломиец, осторожно поднял сову двумя руками и застыл, как капитан футбольной команды с кубком.

— И после этого здесь совсем не будет ничего? — с ужасным акцентом поинтересовался американец.

Коломиец улыбнулся, а краснопиджачник, как фокусник, неизвестно откуда извлек вторую сову и водрузил ее на постамент. Американец перевел взгляд с первой совы на вторую.

— Очень похожа, но… — Он лихо щелкнул пальцами. — Но не то! Да!

— Итак, — напомнил о сути дела Тарасов.

— Не итак, а так, — поправил его Сильверстайн и, положив кейс на колено, щелкнул замками. Внутри лежали два плотных, но небольших пакета. — Вам, господин Коломиец, — он протянул пакет директору музея. — Вам, господин Тарасов. Пакеты с трудом, но влезли в боковые карманы пиджаков. — Ваш ход, господа.

— Приз — достойному господину Сильверстайну, — ляпнул Коломиец и протянул сову американцу. Тот взял ее и, растерянно улыбнувшись, попросил:

— Пэкинг. Паковать.

— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.

И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.

— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!

Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.

— Слышу — Сильверстайн, а вижу — Зильберштейн, — злорадно усмехнулся он. — Никак не уймешься, Гриша.

— Вы имеете дело с подданным Соединенных Штатов Америки, — не поднимая головы, с полу сообщил Сильверстайн-Зильберштейн. — Вас ждут большие, очень большие неприятности, господин Никольский.

— Не будь столь альтруистичным, Гриша, — посоветовал Сергей. — Заботься о себе, а я уж как-нибудь обойдусь без твоего участия.

Вдруг взвился Тарасов. Он вскочил на ноги, заорал визгливо: