На вершине блаженства
Шрифт:
Вместо того чтобы подчиниться и убраться восвояси, Плато снял ветровку, которую успел накинуть вместо смокинга. Рубашка и брюки остались те же, что на приеме.
– Иди спать. Мне будет удобно и здесь.
– Нет! – заявила Блисс. – Исключено. Бобби испугается, если проснется рядом с чужим.
– Не испугается. Уж поверь мне на слово, он обрадуется, когда увидит меня здесь.
– Ты этого не знаешь.
– Иди к себе, Блисс. Увидимся утром.
– Но где ты собираешься спать?
– Ты
– О’кей. – Они снова затронули щекотливую тему. – Делай что хочешь. Но ты позовешь меня, если Бобби проснется и испугается?
– Непременно. Только он не испугается. – Себастьян уже успел скинуть с ног туфли и закатать рукава рубашки. – Можешь спокойно идти спать.
Блисс колебалась. Ведь Бобби видел Себастьяна только раз, да и то мельком.
– Иди, Блисс.
Она поставила ногу на нижнюю ступеньку и внезапно остановилась.
Себастьян поднял на нее глаза:
– Уходи, Блисс, или мне придется отнести тебя наверх. Но если я это сделаю, то вряд ли найду в себе силы сразу же вернуться сюда.
– Не надо так говорить, – прошептала Блисс. – Пожалуйста…
– Ты прекрасна.
– И ты тоже. – Блисс потупилась. – Почему все не сложилось по-другому?
– Теперь будет по-другому. Я непременно этого добьюсь.
Себастьян говорил с такой уверенностью, что Блисс готова была с ним согласиться.
– Тебе лучше вернуться к себе. А я посижу с Бобби.
– Иди в постель. Я сам с ним останусь. Иди, Блисс.
Но она все еще колебалась. Себастьян улыбнулся:
– Иди, любимая. А я останусь здесь и буду думать о тебе. Буду думать о нас с тобой…
– Спокойной ночи. – Блисс резко повернулась и побежала вверх по лестнице.
На верхней площадке она все же оглянулась. Себастьян уже повернулся к ней спиной и стоял, упершись руками в бедра. Его густые волосы казались еще темнее на фоне белоснежной рубашки. Вот он повернулся к дивану и тщательно поправил на Бобби одеяло.
Сердце Блисс сжалось – ей так хотелось остаться с Себастьяном.
Но она заставила себя пройти в комнату. Правда, дверь прикрыла неплотно. Ведь наверняка Бобби расплачется, если проснется рядом с чужим мужчиной – с чужим, с которым ей так хотелось остаться…
Блисс сняла туфли и отправилась в ванную. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы вспомнить, чего стоил ей этот вечер.
– Ведьма, – пробормотала она и швырнула в раковину нитку, которую сняла с колючей проволоки и почему-то до сих пор сжимала в кулаке.
Нитка блеснула.
Блисс схватила ее и поднесла к глазам. Длинные волокна тонкого белого шелка… И среди них – что-то блестящее, серебристое…
Руки ее метнулись к горлу.
Там, в оранжерее, незнакомец придушил ее шарфом… Блисс уставилась в зеркало, на свое глубокое декольте. Ну да, она же совершенно забыла про шарф! А ведь на шее осталась едва заметная алая полоска.
Дрожащими пальцами Блисс расправила нитку. Ее выдрали из шарфа – теперь она была совершенно уверена, что это нитка из ее шарфа. Как была уверена и в том, что нитка являлась посланием – посланием ей, Блисс. Этот тип напоминал, что способен сделать с ней все что пожелает. И сумеет добраться до нее когда угодно, в любой момент.
Но кто ей угрожает? И почему?
Глава 17
– А я не сплю…
Себастьян раскрыл глаза и уставился на худенькое личико Бобби.
– Не спишь?
– Нет. – Мальчик уселся на диване. – Я хотел тебе сказать, но ждал, когда тетя Блисс перестанет там ходить. Она уже перестала ходить. – Он прислушался, склонив голову набок. – Вот, слышишь? Она легла.
Себастьян и так знал, что Блисс уже в постели. Ведь он только об этом и думал.
– Тебе давно пора спать.
– Ты сказал, что я не испугаюсь, когда проснусь и увижу здесь тебя.
– Ну да, так я и сказал. Дети сами знают, кто их любит. А тот, кто любит детей, никогда их не напугает.
– И я не напугался.
– Ты вообще очень храбрый, да?
– Мне приходится присматривать за мамой. Я же единственный мужчина в доме.
– Это мама тебе так сказала?
Бобби выпрямился. Пижама мальчика, вероятно, когда-то совсем новая, полиняла от частых стирок и протерлась на коленках. К тому же Бобби давно вырос из нее, и его худые щиколотки и запястья торчали из штанин и рукавов.
– Мама говорит, что нам следует держаться вместе, потому что у нас никого нет на свете, только тетя Фаб. И бабуля.
– Людям всегда следует держаться вместе.
– Ага. – Губы мальчика дрогнули в улыбке, однако его голубые глаза оставались по-взрослому серьезными. – Ты назвал тетю Блисс прекрасной.
– И это правда.
– Ага. И она тебя тоже назвала прекрасным.
– Она просто пошутила. – Себастьян почувствовал, что краснеет.
– Она хотела сказать, что очень тебя любит.
– Ты так думаешь?
– Ага.
Худенькое детское тельце – кожа да кости – казалось таким хрупким, уязвимым… Взгляд Себастьяна привлекли руки, не знавшие ни секунды покоя. На ночь их вроде бы помыли, но ведь мальчишек никогда не удается отмыть дочиста, смыть всю грязь, в которой они весь день возятся. Светлые волосенки Бобби свалялись в копну.
Себастьяна поразило лицо мальчика – слишком уж серьезное, по-взрослому серьезное. От этого выражения на лице Бобби в груди у Себастьяна все перевернулось.