На вершине мира
Шрифт:
Тринадцатого февраля 1937 года, ровно через год, после первого доклада, академик О. Ю. Шмидт был снова приглашен в Кремль на заседание к товарищу Сталину. На заседании присутствовали товарищи Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Ежов. В своем докладе Шмидт подробно рассказал о проделанной работе, наметил тактику решения всей операции, дал краткую характеристику основных участников полета на полюс и зимовки. Герои Советского Союза и другие выдающиеся полярные летчики оказались хорошо известными руководителям коммунистически партии и советского правительства. Товарищи Сталин и Молотов очень тепло отзывались, в частности, о [31] спокойствии и выдержке Молокова и одобрили подбор летчиков. С теплой дружеской улыбкой было встречено имя Эрнста Кренкеля. Начальник зимовки Папанин был очень лестно охарактеризован на совещании, говорили о его исключительной жизнерадостности при всяких обстоятельствах. Ворошилов дал согласие на включение в состав экспедиции одного из выдающихся аэронавигаторов военно-воздушных сил РККА Спирина. За тем правительство дало согласие на личное участие в экспедиции О. Ю. Шмидта. Товарищ Сталин одобрил все мероприятия по подготовке. Вылет экспедиции, намеченный на вторую половину марта, был разрешен. Товарищ Сталин первым подписал проект постановления «за» и передал другим.
Наступили напряженные предотлетные дни. Летчики заканчивали тренировочные полеты, механики дни и ночи копошились у машин и бесчисленных агрегатов самолетов, штурманы сидели за картами, графиками и вычислениями. Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров не вылезали из автомобилей, добывая все новые и новые детали своего великого, многообразного хозяйства. В эту пору был решен вопрос и о моем личном участии в экспедиции. Редакция «Правды» посылала меня в качестве своего специального корреспондента. Шмидт дал согласие и предложил мне лететь вместе с ним на одном самолете. С огромной радостью отправлялся я в этот почетный поход. Беспокойная и живая профессия журналиста давно привила мне страсть к передвижению. Я летал на самолетах и дирижаблях, ездил на аэросанях и глиссерах, участвовал в пробегах. Мне довелось на машинах [32] каракумского автопробега побывать в пустыне Кара-Кум, пересечь знаменитое угрюмое плато Усть-Урт и цветущий Хорезмский оазис. В 1935 году я участвовал в плавании высокоширотной экспедиции на ледоколе «Садко». Проделав на корабле около 7000 миль по морям советской Арктики, я был пленен севером и, буквально, тосковал по нем.
Эскадра воздушной экспедиции состояла из четырех четырехмоторных самолетов и двухмоторного разведчика. Начальником экспедиции был назначен Отто Юльевич Шмидт, его заместителем - начальник полярной авиации Герой Советского Союза Марк Иванович Шевелев, командиром летного отряда - Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов, флагштурманом экспедиции - Герой Советского Союза комбриг Иван Тимофеевич Спирин.
Флагманский корабль вел Водопьянов. Второй самолет шел под управлением Героя Советского Союза комбрига Василия Сергеевича Молокова.
Третий самолет шел под управлением Героя Советского Союза Анатолия Дмитриевича Алексеева. Командиром четвертого самолета был назначен Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Двухмоторный разведчик экспедиции летел под управлением Героя Советского Союза Павла Георгиевича Головина.
Старт дан
Двадцать второго марта 1937 года эскадра поднялась в воздух. Первым ушел Водопьянов. Через несколько минут взлетели и остальные машины. Стоял теплый весенний день. [33]
Величественная эскадра описывала традиционный круг над аэродромом. На снежном поле отчетливо выделялись крохотные фигурки провожающих, черные коробочки автомобилей и кажущиеся плоскими прямоугольники ангаров. Вдоль Ленинградского шоссе вытянулись знакомые здания.
Маленькие домики нивелировались, а крупные корпуса сверху выглядели картонными макетами архитектурных мастерских. Завершив прощальный круг, корабли построились и легли на курс. Впереди плыл флагманский самолет Водопьянова, слева от него - Молоков, справа - Мазурук; воздушное шествие замыкалось Алексеевым. Павел Георгиевич Головин улетел на несколько часов раньше тяжелых кораблей отряда. Этот заранее обусловленный порядок сохранялся до самой посадки. Пунктуальнее всех его поддерживал Мазурук. «Прилипнув» к головному самолету, он шел за ним в 100 - 150 метрах, точно повторяя все движения поводыря. Летая долго инструктором, Мазурук выработал безукоризненную технику пилотирования. В соединении с исключительным опытом, прекрасной интуицией и отличным знанием материальной части это мастерство позволило ему быстро выдвинуться в ряды пилотов первого класса. Он считался лучшим летчиком воздушных линий Дальнего Востока, и его назначение в Северную экспедицию было принято всеми, как должное и заслуженное.
Погода была скверная: низкая облачность, сильный порывистый ветер, плохая видимость. Но ждать улучшения метеорологической обстановки не приходилось. С юга энергично наступала весна, аэродром таял буквально на глазах, и нужно было любой ценой унестись на север. [34]
Цена оказалась довольно высокой. Сначала эскадра шла на уровне 300-400 метров. Но облака опускались ниже и ниже, постепенно прижимая самолеты к земле. Высота упала до 200 метров, затем еще уменьшилась, и за Няндомой машины шли уже почти бреющим полетом. Альтиметры отметили 40 метров, здесь была глубокая котловина, мы летели на 40 метров ниже уровня центрального московского аэродрома.
Первый этап явился всесторонним экзаменом материальной части. Самолеты последовательно прорезали рваные облака, прошли сквозь снегопад и пелену легкого тумана. На полпути командиры с некоторой тревогой отметили первые признаки обледенения самолетов: стекла штурманских кабин покрылись тонкой коркой прозрачного льда, передние кромки крыльев заблестели. К счастью, опасная зона оказалась незначительной, и тревожные симптомы быстро исчезли. Резкий порывистый ветер и низкая облачность вызвали неизбежную в таких случаях болтанку. Трепало весьма основательно. Воздушная дорога стала какой-то ухабистой, на ней появились рытвины, выбоины, бугры. Тяжело нагруженный самолет качался, как пароход в штормовую погоду. Даже привычные к авиационным передрягам некоторые свободные от вахты пилоты и механики отдали дань метеорологической стихии. Что уж говорить о нас, грешных!
Флагштурман экспедиции вел эскадру точно на Архангельск. Навигационная наука вызывает большое уважение. Трудно понять, чем руководствовался наш штурман, определяя направление. Внизу расстилалась бесконечная однообразная снежная равнина, кое-где обросшая [35] щетиной леса. Изредка попадались деревушки, как близнецы похожие одна на другую. А после полета мы проверили курс и убедились, что Спирин вел корабли по ниточке: между Москвой и Архангельском самолеты прочертили идеально ровную прямую линию.
Жизнь на кораблях текла четко и размеренно. Каждый занимался своим делом. Пилоты управляли самолетами, штурманы сверяли курс и изредка переговаривались с флагманской машиной, бортмеханики ревниво следили за своим оглушительным хозяйством. Этим труженикам хватает работы и на земле, и в воздухе. Во время полета Молоков заметил некоторое неповиновение руля глубины. Он подозвал бортмеханика Ивашину и предложил ему осмотреть оперение. Ивашина пробежал вдоль всего фюзеляжа и выглянул в хвостовой люк, находящийся за оперением. Качка там была невозможной. По выражению Ивашины, хвост самолета «извивался ужом». Маленький рост механика мешал ему разглядеть детали. Свирепый ветер нещадно хлестал в лицо. Опасаясь, что ветер выдернет его из самолета, Ивашина попросил инженера Гутовского подержать его за ноги, затем подтянулся и в таком положении осмотрел все оперение. Оказалось, что ослабли тросы; вернувшись в самолет, механик их подтянул.
С приближением к Архангельску погода начала улучшаться. Облачная пелена приподнялась, и машины шли на высоте 500 метров. Моторы работали прекрасно и безотказно. Их ровный гул не изменялся ни разу. В пути Водопьянов и Мазурук попробовали передоверить управление установленным на их кораблях автопилотам. Автоматы послушно и педантично [36] вели самолеты по заданному курсу, точно выдерживая направление, скорость и высоту полета. После двухчасового испытания живые пилоты сменили своих механических помощников, воздав должное их исполнительности и точности.