На все четыре стороны

Арсеньева Елена

* * *

Алена собиралась сесть за книжку сразу, как придет домой. Однако сразу не получилось. Она начисто забыла, что сегодня Марина с мужем собирались в кино, а значит, Алене предстояло нянчиться с их дочкой Лизонькой.

Марина — добрая знакомая нашей героини. По приглашению Марины Алена приехала в Париж, в ее прелестной квартире на рю де Прованс остановилась, также как останавливалась прошлым летом. Нынешним же летом Марина с дочкой посетили историческую родину и несколько дней пожили в Алениной квартире в Нижнем Новгороде перед тем, как уехать в Городец, к Марининым родственникам. Отношения у Алены с Мариной отличные, хотя и чуточку официальные. Марина намного младше Алены, поэтому обращается к ней на «вы». Алена вообще со всеми на «вы», даже с Игорем переходила на «ты» только в постели… Стоп, мы же договорились о нем больше не вспоминать! А с Лизочкой у нее отношения совершенно неофициальные: девочка убеждена, что Алена — ее собственность, кто-то вроде доброй тетушки (ладно хоть не бабушки!), а потому с удовольствием остается на ее попечении, когда маме с папой нужно куда-нибудь пойти. Так что они мирно попели караоке из русских мультиков (в принципе, Алена ненавидит караоке, но для детских песен делает исключение), потом Алена сделала котлеты, накормила ребенка, искупала и отнесла в кроватку.

— Качай, — прошептала Лизонька, положив голову на ее плечо. — Качели!

Это означало, что ее надо еще немножко поносить на руках по комнате и попеть про крылатые качели, которые летят, летят, летят…

— Давай другую! — взмолилась Алена. — Я тебе про качели уже раз двадцать сегодня спела!

— Давай другую, — согласилась Лизонька, перекладывая голову на другое Аленино плечо. — Кунека.

«Кунека» — стало быть, надо петь про кузнечика.

— В траве сидел кузнечик, — покорно завела Алена, делая этакое гоу-гоу с ноги на ногу, — совсем как огуречик, зелененький он был, зелененький он был!

Закончив печальную песенную историю и укладывая Лизоньку, она спросила наконец:

— Ну что, спатеньки? Пока-пока?

— Пока-пока, — согласилась Лизонька и вдруг вскочила:

— Поцеловать забыла!

Поцеловались, и наконец-то Алена закрыла за собой дверь детской, точно зная, что Лизонька уснула еще прежде, чем голова ее коснулась подушки. Щека еще была влажной от пылкого Лизонькиного поцелуя, и Алена, рассеянно улыбаясь, подумала о том, что дети — это, конечно, чудо… Особенно чужие дети, бурное общение с которыми приносит только радость и скоро заканчивается.

«Нет, я не создан для блаженства, ему чужда душа моя…» — уныло подумала Алена про себя. Она — одиночка, мизантропка и эгоистка… Хотя весь прошлый год, пока длился ее бурный, феерический роман с тем, о ком она дала зарок больше никогда, никогда не вспоминать, бродили, бродили-таки в ее голове мысли о том, что если бы каким-то чудом она, дама постбальзаковского возраста, детей никогда не имевшая и иметь их не слишком-то желавшая, вдруг, как принято выражаться, залетела.., она ведь, пожалуй, родила бы, родила этого ребенка — себе на радость, на последнюю радость в жизни… А что, родился бы такой же черноокий, черноволосый, с такими же голубиными веками, насмешливыми губами, таким же белым лбом.., родился бы такой же сердцеед-вегетарианец, как Игорь…

Алена вдруг захохотала и уронила персик. Оказывается, она уже стояла на кухне и слегка перекусывала. Смейся, паяц, над разбитой любовью.., смейся и ешь!

Нет, после семи — ни-ни, никакой еды! А уже десятый час. Иди лучше возьмись за книжку.

Она устроилась в гостиной в раритетном кресле (муж Марины, Морис, был помешан на антиквариате и, по мере своих доходов, помешательство свое культивировал, отчего Алене, когда она приезжала в их с Мариной квартиру, казалось, будто она живет в этаком маленьком «ручном» музее), зажгла лампу рядом, включила "Radio «Nostalgie», которое обожала, и углубилась наконец в чтение.

И немедленно оказалось, что углубиться довольно затруднительно. Прежде всего потому, что в книге не хватало некоторых страниц, другие были оборваны, но самое главное — она была очень странно сброшюрована: вразброс. То и дело приходилось отрываться от чтения и искать продолжение эпизода, лихорадочно листая книгу. Алена в конце концов просто впала в исступление от этой бестолковщины и сочла, что чтение этой книжки похоже (а она, entre nous, то есть между нами, была особа сексуально озабоченная) на беспрестанно прерываемый половой акт с любимым человеком. Вот чего она всегда терпеть не могла, так это промедления в столь священном деле! Кроме того, она всегда отличалась решительным характером.

Если бы это была ее собственная книга, Алена немедленно оторвала бы от нее переплет и разняла страницы, а потом сложила бы их так, как того требовала логика повествования. У нее просто руки чесались от желания немедленно дать выход своей решительности, и только сознание того, что после такой выходки двери Тургеневской библиотеки (святилища мудрости, а главное, сада, в котором она еще сорвет целый букет новых идей для новых романов!) закрылись бы для нее навсегда, остановило Алену.

Но что же делать? Что делать? Книжку-то сдавать уже завтра. И ее еще надо переписать…

Переписать? Господи, писательница несчастная! Все б ты писала да переписывала! Ты даже романы свои давно уже не черкаешь перышком и чернилами, а выстукиваешь на компьютере, так подойди конструктивно к решению проблемы. Надо переснять книгу на ксероксе! Тогда страницы можно будет сложить так, как следует. И ничего не придется переписывать!

* * *

— Марина, вы не знаете, где здесь можно найти ксерокс? — с утра пораньше спросила Алена.

— Да буквально в двух шагах, на Фобур-Монмартре. Знаете, около еврейской булочной «Zazou» есть магазинчик сувениров карнавальных принадлежностей? Ну, там всякие маски в витрине, забавненькие такие штучки-дрючки вроде… — Марина сморщила нос.

— Вроде шоколадок в виде сушеных какашек? — сморщила нос и Алена. — И дамских сигар в виде мужских.., этих самых?

— Ну да, всякому по потребностям, — хихикнула Марина. — А вы бы что выбрали — шоколад или сигару?

— Да уж всяко не какашки! — серьезно сказала Алена. — А вы?

— И я! Ну вот, короче, в этом магазине продаются газеты, журналы, всякая писчебумажная продукция, а еще там стоит ксерокс. Страница А-4 стоит 15 евро-сантимов.

— Это сколько же будет? — начала прикидывать Алена, которая, как и все русские во Франции, уже изрядно" поднаторела моментально пересчитывать евро на рубли, а рубли на евро. — Ого, примерно пять рублей! Дороговато! А с другой стороны, зарплаты тут у вас побольше, чем там у нас, так что выходит почти даром.

— Это точно, — согласилась Марина. — Кстати, там самообслуживание, в том магазинчике. Продавец вечно занят, так что вы просто приходите, просто кладете книжку в ксерокс и нажимаете кнопочку. Понятно? Вы когда пойдете?

— Да прямо сейчас, — пожала плечами Алена. — Я быстренько, а потом мы с Лизочком пойдем на карусель, как и собирались.

— Да, кстати! — сказала Марина. — Морис взял билеты на вечер в воскресенье, так что мы едем, не забудьте!

— Едете? Куда? — удивилась Алена.