На вулканах
Шрифт:
В этот день мы провели больше тринадцати минут под самой яростной бомбардировкой из всех, что выпадали на мою долю. А их было немало - и вулканических, типа этой, и авиационных, когда наши позиции атаковали немецкие пикирующие бомбардировщики, и артиллерийских обстрелов, после одного из которых я на несколько недель угодил в лазарет... В моей теперь уже долгой жизни мне не раз доводилось, вжавшись в землю, часами дожидаться, когда перестанут сыпаться вулканические или авиационные бомбы. И все же ни один из этих эпизодов не показался мне таким бесконечным, как тринадцать минут на Суфриере. Потому что здесь в первый же миг я понял, что надежды
Рухнув плашмя в жидкую грязь, толстым слоем покрывавшую склон, - она-то и не позволила нам убежать от начавшегося извержения - я сказал себе (я действительно отчетливо произнес это вслух): "На сей раз это конец!" Даже самое изощренное воображение не могло подсказать спасительного выхода. На пятачок величиной в два десятка квадратных метров, где мы находились, обрушилась лавина скальных обломков, самый настоящий огненный дождь. Пространство вокруг прочерчивали свистящие траектории. Будь даже у меня сомнения в неизбежности близкого конца, их тут же выбили бы из головы два камня, стукнувшие по шлему; затем два осколка ударили меня по спине, а рядом, буквально в нескольких сантиметрах от поджатых ног, плюхнулась глыба не менее полутонны весом... Следом неслись новые и новые снаряды, столь же огромные и даже крупнее, дикая свистопляска не думала униматься; стало ясно, что вдавливаться в жидкую глину бессмысленно: укрыться от падающих сверху камней было невозможно.
Значит, все, никакой надежды? Страха не было, потому что я с первой же секунды решил не поддаваться панике. Для этого я использовал старый надежный прием, стихийно открытый мною еще тридцать шесть лет назад во время первого налета немецких "юнкерсов": надо чем-то занять мозг. Например, расчетами... Тогда я высчитывал, под каким углом к "юнкерсу" летит сброшенная бомба. Происходившее на Суфриере выглядело куда интересней: подобное явление я впервые лицезрел в столь непосредственной близи. Надо засечь время. А для этого следует прежде всего обтереть циферблат часов от налипшей глины и установить, в котором часу я решил не поддаваться панике... Так, теперь можно перейти к полевым наблюдениям.
Повернув голову, я взглянул на кратер. Две минуты назад мы всемером мирно шествовали к нему. Вдруг я заметил, как, прорезая лениво курившиеся над кратером белые облака пара, в небо со страшной силой ударила узкая прозрачная струя. На высоте она разошлась вширь, превратившись в колонну, причем с полминуты-минуту та оставалась прозрачной, а затем стала наливаться трагической чернотой. То были мириады кусков породы, вырванные потоком пара из стен питающего жерла где-то на глубине. Взлетев на сотни метров у нас над головой, они щедро посыпались вниз.
По всей вероятности, я первым из вулканологов стал свидетелем начала и развития извержения подобного типа, названного учеными фреатическим. Можно было горевать и радоваться одновременно! Человеку, занимающемуся наукой, наибольшее удовлетворение приносит открытие, а тут мне воочию открылась одна из форм вулканической деятельности. Жаль только, что нельзя будет поделиться с коллегами этой новой информацией.
Между тем, секунды текли, слагаясь в минуты, а я все еще был жив. Ни один снаряд даже не ранил меня, лишь камешки оставляли на память синяки и заставляли натягивать поглубже на голову шлем. Конечно, опасность не миновала - вокруг то и дело рушились многотонные глыбы, одного такого "кусочка" вполне хватило бы для меня или одного из моих спутников, скрытых за иллюзорным выступом.
За камнем скрючились четверо. Франсуа Легерн, Марсель Боф, Джон Томблин и профессор Аллегр. Легерна, по прозвищу Фанфан, я сам когда-то привел в вулканологию из классической геологии, теперь на мне будет лежать вина за его неминуемую гибель. Равно как и за смерть Марселя Бофа, который вряд ли бы начал без меня заниматься измерениями магнитного поля действующих вулканов, а продолжал бы спокойно работать в лаборатории Гренобльского центра ядерных исследований. Джон Томблин пришел к вулканам по собственной воле. Мы были знакомы уже двенадцать лет, с тех пор как он присоединился к нашей группе на Стромболи. Тогда он заканчивал университетский курс в Оксфорде, а сейчас стал одним из ведущих специалистов по вулканам Карибского бассейна. Моя вина по отношению к нему была меньше, поскольку не я совратил его с пути истинного, тем не менее как руководитель сегодняшнего восхождения я отвечал и за него тоже.
Конечно, я не был виноват в случившемся, но мне полагалось нести всю меру ответственности за последствия. Подъем к кратеру входил в круг наших профессиональных обязанностей, необходимо было посмотреть, что происходит на Суфриере, и провести наблюдения за характером эруптивных проявлений. Без этого нельзя было дать заключение, насколько велик риск пароксизма и выброса палящей тучи, кошмарные воспоминания о которой витают с 1902 г. над Антильскими островами. Летом 1976 г. почти все (кроме меня) опасались повторения подобного на Гваделупе.
Мнения разошлись. Я утверждал, что опасности нет, в то время как профессора Брусе и Аллегр уверяли, что катастрофа неминуема! Первый из этих экспертов две недели назад дал местной администрации* профессорское благословение на эвакуацию из этой части острова всего населения семидесяти пяти тысяч человек. Второй своим академическим авторитетом поддержал решение той же администрации сохранить на острове чрезвычайное положение.
* Остров Гваделупа имеет статус заморского департамента Франции. Прим. перев.
Оказавшись перед лицом столь диаметрально противоположных точек зрения (двух профессоров и моей), местные власти не проявили ни малейших колебаний. Они объявили мое возвращение на Гваделупу нежелательным. Я в это время находился в эквадорских Андах. Перед отъездом туда я четко и определенно заявил в письме префекту, что в ближайшие недели, а скорее всего и месяцы, вулкан ничем не грозит острову. Кстати, именно поэтому мы с Франсуа Легерном и Жаном-Кристофом Сабру отправились в Анды, вместо того чтобы заниматься Суфриером, который, несмотря на видимую активность, не представлял для населения никакой опасности. Тем не менее мы оставили на Суфриере четырех членов нашей группы, химиков, с заданием следить за изменениями в составе выходящих из жерла газов и паров: подобные изменения служат индикаторами близящегося извержения.
В середине августа, когда паника охватила администрацию острова, Даниель Дальжевик, Роз-Мари Шеврие, Женевьева Шюитон и Рене Фэвр-Пьерре единодушно подтвердили первоначальный прогноз: никакого риска - вылет палящей тучи исключен. Это мнение, высказанное на основании точных данных и сформулированное учтивым образом (все четверо молодых ученых - весьма учтивые люди), префект демонстративно проигнорировал, распорядившись перевести префектуру из Бас-Тера в Пуэнт-а-Питр; остальное население, бросив свои дома, ринулись следом.