На языке эльфов
Шрифт:
Каждое утро.
А потом ночью.
Дальше ты пишешь слишком долго, пока я сжимаю ручку, надеясь, что она не начнет крошиться.
На Рождество ты мне снился. На каникулах.
И на выходных всегда тоже.
Когда мне тебя не видно, я почему-то переживаю. С тобой когда-нибудь такое бывало?
Бывало, Чоннэ. Бывало! Прекрати, пожалуйста.
Двадцать первого
Я загадал тебя.
Черт, только не думай, что это пикап лайн.
Я серьезно.
Я рассказал про тебя братьям. Меня подняли на смех, потому что я два года к тебе не подходил. Еще они попросили твое фото, хотят на тебя посмотреть.
Когда они попросили фотографию, я немного заревновал. Ужас, знаю. Прости. Иногда мне хочется, чтобы о тебе знал только я один. Это странно?
Мне нравится, как ты дышишь. Прямо сопишь. Здорово я тебя злю. Если хочешь, вымещай возмущение на моей руке или коленке. Можешь щипаться.
Не то чтобы я хотел тебя съесть, но ты снова пахнешь медом и пряниками.
Мне очень нравится твоя татуировка на шее.
– F"ea^2 and hr"oa ~
Это ведь Фэа и Хроа, о которых ты говорил? Расскажешь потом, почему во второй степени?
Я как-то перечитал все три тома «Властелина колец», чтобы найти часть, где говорится об этих понятиях. И только потом посмотрел, что они упоминаются лишь в одной из книг по «Истории Средиземья».
Я же все эти годы думал, что ты фанат Толкина. Прочитал буквально все его произведения, включая те, что публиковались посмертно.
Пойдем сегодня ночью в парк?
Хорошо, что можно не отвечать. Можно захлопнуть блок, покрыв стопку приклеенных стикеров. Плохо, что ты по-прежнему жутко упрямый.
И очередной желтый квадрат лепится теперь уже на лакированную обложку тетради для конспектов:
Ну, пойдем. Ты – впереди, я – позади. Можем наоборот, как будто я телохранитель.
Точнее, хроахранитель.
Хорошо.
Хорошо. Как будто ты не пойдешь за мной, если я скажу «нет». Телохранитель. Так охранял бы мою душу. Чтобы она не пыталась всякий раз к тебе сбежать. Чтобы не делала исключений. Таких, как этой ночью.
Когда я в наушниках, но не включаю музыку. Не блокирую звуки. Потому что среди них шорох подошв тех самых сапог в стиле милитари. Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, как они немного переливаются на свету кожаным материалом. Какая крупная у них подошва и насколько обильна шнуровка. Мне не нужно оборачиваться. Я и так знаю, что ты заправляешь
Мне не нужно оборачиваться. И так известно, что, в зависимости от погоды, к ним ты всегда надеваешь черный длинный пуховик с пушистым капюшоном или джордановый плащ темно-серого цвета. Сегодня уже февраль. Такой же бесснежный и столь же холодный, как его предшественник. Поэтому на тебе пуховик. Я слышу легкий шорох его материала. Моя же утепленная куртка куда бесшумнее, тускло-зеленого цвета и кроткого нрава.
Мне не нужно оборачиваться. Я слышу. Ты идешь по пятам от самого кампуса.
Сегодня не сворачивая на Коммонуэлт-авеню, сегодня Мальборо, а потом налево – по узкой публичной аллее мимо торцов кирпичных домов и пожарных лестниц. Мимо десятков сонных машин. А потом сразу в парк. К памятнику доброго самаритянина и пышногрудым туям-стражам. От каменного президента все дальше и дальше через желтые пятна асфальта, тихие воды и мокрую траву.
Сегодня я решаю пройтись насквозь. С одного конца парка на другой. Это почти четверть часа, если никуда не спешить. Я и не тороплюсь.
Тихо и влажно. Мое дыхание кутает сыростью шарф, но ногам от ходьбы тепло и уютно в меховой подкладке ботинок.
Сегодня я слышу все звуки. Бормотание веток, болтовню насекомых и отдаленный адреналин двигателей в утробе редко проезжающих где-то машин. А еще, конечно, простая песня твоих шагов.
Я иду через мост, а потом все время прямо до огороженной статуи Эдварда Хейла, пока не выхожу к шоссе. Пусто и условно горит фигурка человека на табло обычного наземного светофора.
Слева широкий пруд с рябью воды, и обнаженные ветки походят на вектора в теоремах по геометрии. Как считаешь, о чем я думал, пока шел все эти пятьдесят минут? Хорошо, что тебе неизвестно.
Какая у тебя семья? Как давно вы здесь? Чем занимаются братья? Они старше или младше? Почему Бостонский, а не Гарвард? Почему история? Почему ты.
Фонтан Брюера на самом краю. Мне это в нем очень нравится: мы еще в парке, но видим границы шума – шоссе, магазины, рестораны быстрого питания. Я люблю это место больше других. За все. И за черные крохотные круги столов с их неудобными стульями. Когда я опускаюсь на один, он, как обычно, скрипит, словно может развалиться. Ты садишься по другую сторону неработающего фонтана, но мне все равно видна твоя белая шапка за бронзовыми фигурами богов.
Небо сегодня звездное. И кругом луна с серыми разводами. А я неспокойный. Я сегодня дурной. Пытаюсь усидеть на месте, не делать глупостей, не покидать небо.
Это хуже всего. То, что ты со мной делаешь. Как лепишь, не касаясь, как трясешь, не привязывая веревками к кресту кукловода. Как щекочешь мне сердце. Оно как заболевшее чесоткой. Повсюду клещи твоего упрямства, запаха, голоса, походки. Все и во всем.
Я дышал инсектицидами для профилактики все эти годы, а теперь что? Выработался иммунитет, привык. И нечем больше от тебя спасаться. Особенно когда ты так близко. Упрямишься и пытаешься. Меня убить. Сейчас глазами. Потому что я дурею. Поднимаюсь с места и обхожу фонтан.