На южном фронте без перемен
Шрифт:
Впрочем, меня проблемы Бабаяна волновали мало. У меня была совсем другая задача — найти себе место в машине. Не в кузове, естественно, (там мест полно), а в кабине водителя.
Может быть, вы удивитесь? Вы думаете, что командиру взвода место в кабине водителя гарантировано — как минимум, в качестве старшего машины? А вот и нет, вот ваучеры так не думают. Они почему-то полагают, что эти места исключительно для них. Ну и ладно — для командира батареи.
Вполне естественно, что в ближайшей ко мне «шишиге» уже кто-то находился. Я распахнул дверцу: ну, конечно, ваучер Махач.
— Э, Махач, — сказал я, — давай, вылазь. Мы отправляемся.
Пригревшийся ваучер очнулся и вылупил на меня свои карие очи:
— Я тоже еду.
— Да ради Бога, — терпеливо сказал я, — но это мое командирское место.
— Какое место? — переспросил Махач.
— Я - командир взвода. И я — старший машины, — мне приходилось давить, но при этом стараться не перегнуть палку. (Эти ваучеры — чрезвычайно нервные личности).
Махач тупо молчал. Покидать теплую кабину ему явно не хотелось.
— Ну что? Ты поедешь в кабине, а я — командир взвода — поеду в кузове? Так что ли?
По его бегающим глазам я понял, что ему очень хотелось сказать «Да». Хотелось, но он промолчал. Все-таки Махач был явный неудачник — устройство в армию на данный момент был тем максимумом, на который он мог рассчитывать. Нормального места на гражданке ему просто не нашлось. Он не заработал авторитета ни там, ни тут. По его молчанию я догадался, что он начал колебаться.
— Давай вдвоем поедем? — предложил Махач.
Надо было дожимать — он гнулся, как шведы под Полтавой.
— Махач! — Искренне сказал я. — Ну ты сам подумай! Как мы тут вдвоем поедем? Это же не «Урал»!
Надо было дать возможность ваучеру достойно отступить, не теряя чувства собственного достоинства.
— Иди в «Урал», Махач, — выдвинул я встречное предложение, — там и вчетвером ехать можно.
Он поколебался, и вылез. Не теряя драгоценного времени, я одним рывком впрыгнул на освободившееся место. И вовремя. «Шестерка» Бабаяна под мощный гудок клаксона выехала из ворот КТП, и за ней пошли машины нашего дивизиона.
Я мысленно поаплодировал себе. О существовании Махача я забыл тут же, как только он исчез. Пусть едет, где хочет. А лучше пусть вообще не едет: от него пользы…
За рулем был срочник. Это меня сильно обрадовало: этот не будет трындеть всю дорогу. А если даже и пожелает, я быстро смогу заставить его замолчать.
Мы выехали в темноту. В глаза мне били фары встречных машин. Гражданские автомобили постоянно стремились втиснуться между нами, или, еще лучше, всех обогнать. С высоты наших «шишиг» и «Уралов» они казались ничтожными. Я чувствовал свое превосходство над ними. Правда, они этого не чувствовали, а злобно сигналили нам, когда мы закрывали им дорогу.
Наконец, и сам Темир-Хан-Шура и даже его окраины кончились, и путь стал свободен. Мы мчались по равнине, горы были где-то вдалеке. А здесь, вдоль дороги, белый снег лежал ровным светлым слоем, чернели лесополосы, свистел ветер, и кроме света фар и красных габаритных огней, других источников света не было.
У меня в кабине не было ни рации, ни карты. Что мне оставалось делать? Дремать… Я засыпал, и просыпался, когда стукался лбом об ствол автомата, стоящего у меня между ног.
Внезапно я сообразил, что у меня не болит задница. Вот номер! Еще утром болела, мне было трудно сидеть, и вдруг все внезапно исчезло. Как будто ничего и не было, и следа не осталось. Ничего себе! Здорово, конечно, но…
Что «но», я не успел додумать. Мы сползали с шоссе в поле, и разворачивались в линию.
Глава 7
Когда «шишига» встала окончательно, я решительно распахнул дверцу, (потому что ничего хорошего за ней не ожидал), и выпрыгнул на снег.
Да, блин, я был прав! Увы, еще как прав! Действительно, ничего хорошего. Ледяной ветер в секунды выдул все то тепло, что я накопил за дорогу в теплой кабине. Резкий переход из тепла в ледяной холод заставил меня задрожать.
В это время Рустам построил нашу батарею. Я поспешил к командиру.
О, черт! Вот это зрелище! Наши солдаты в своих серых худых шинелях напоминали скорее пленных немцев под Сталинградом, чем солдат федеральных войск. У нас в бригаде было такое замечательное снабжение, что бушлатов на личный состав не хватало. Между прочим, свой офицерский бушлат я тоже не получал, а купил. Купил за личные деньги. И ни секунды не пожалел об этом. Тем более — сейчас.
Я с содроганием смотрел на наших бойцов. Я представлял, как им холодно, и что им придется провести всю эту ночь на ледяном ветру, (впрочем, как и мне), и мне было их жалко. Честное слово! Солдаты и сержанты подпрыгивали, терли руки, клацали зубами, и тихо матерились.
Правда, сержант Узунов как-то преувеличенно бодро ответил на вопрос Рустама, сказав, что личный состав чувствует себя хорошо. У меня сразу возникло подозрение, что он сумел остограмиться. Наверняка уже что-то продал по дороге, падла, купил бутылку — две водки и раздавил в кузове с друзьями. Что же он мог продать? Шинель на нем…
(Видно, ледяной ветер и мороз отбили мне мозги: в этот момент я так и не смог догадаться, что же он продал — это выяснилось потом).
А пока мне было все равно. Ну, смог выпить человек — ну и ладно. На ногах стоит, команды воспринимает — этого пока достаточно. Зато не так мерзнуть будет.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся. Это был Слава Клюшкин — командир взвода из первого дивизиона, и мой бывший однокурсник.
Крепко пожав мне руку, он тут же почти завизжал возбужденным тонким голосом:
— Схватили меня внезапно, подонки! Я не успел скрыться… Как ты думаешь, здесь будет что-нибудь серьезное?!.. О, я уже замерз! Мои ноги не помещаются в кабине! Где я буду спать?!.. О, моя теплая, почти домашняя кровать!
Я, честно говоря, тоже с трудом понимал, как могли мобилизовать на войну пацифиста Клюшкина?