На задворках галактики. Книга 2
Шрифт:
— Притихли уже. Активистов — к стенке или на виселицу, так сразу всё заработало. Теперь ждём, когда этот затор рассосётся.
— Значит, не всех сволочей переловили. У нас тут недавно агитатор шастал…
— Не понял. Какой, нахрен, агитатор?
— Полчаса назад взяли. За вражескую пропаганду. Ходил, подлюка, между вагонов и что-то там блажил, мол, зачем воевать, с войной надо здесь в тылу кончать. Короче, все по домам. Я его сам видел. Выхожу из вагона, смотрю, что за член такой стоит и вещает как тот краснобай? Да ещё как вещает! Тембр у него, знаешь, какой-то завораживающий. Куда, думаю, часовой смотрел? Как пропустил? А господа егеря, нечего сказать, сидят, уши развесили. Член этот как меня заметил, всё бочком, бочком — и шмыг под вагон! Я,
— А что часовой? Спал?
— Сопляк он! Тоже лопухи развесил… Я его на пять суток под арест. Теперь с комбатом не знаем, что с ним делать. Трибунал ведь…
— Попугай его, подержи под арестом подольше. А там, глядишь, малиновые забудут.
— И то верно. Попробую комбата уговорить. Майор у нас жёсткий и скор на расправу. Но отходчивый… Ладно, побегу, извини. Может на сей раз хоть что-то прояснится.
— Беги, Дим. Увидимся.
Танюшу Максим увидел издали. Вернее услышал. Среди шума и суеты звонко звучал её громкий голосок. Она распекала санитаров, потрясая зажатыми в руке бумагами. Получив разнос, санитары похватали тюки и полезли в вагон. А Танюша рассеянно и устало прислонилась к вагону. И тут она увидала продирающегося сквозь толпу Масканина. От неожиданности она зачем-то начала поправлять уложенные под шапку волосы. Усталость двух бессонных ночей в миг исчезла, а сердце заколотилось, словно пойманная в клетке птица. Татьяна улыбнулась и бросилась на встречу.
Глава 5
Впереди всё горело. Над небольшим уездным городком Виляйск стояло чёрное марево. Дым пожарищ, тонны развеянной по воздуху пыли, перед которой оказался бессильным сковавший землю мороз. Казалось невероятным, что зимой может быть столько пыли, но она была. Она взметалась вверх от разносящих вдребезги дома снарядов и бомб, она расстилалась от рвущих землю стали и огня. Над городом, словно хищная стая, беспрестанно кружили пикировщики, чтобы один за другим зайти в пике и обрушить на него смертоносный груз. На сверхмалой к городу спешили штурмовики, чтобы сделав горку, внести в огненно-дымно-пылевой хаос свою лепту. По обе стороны фронта по Виляйску била артиллерия, к нему спешила пехота и техника, чтобы сгореть в нескончаемом кровавом молохе.
На исходные рубежи выдвигался корпус генерала Латышева. 2-я егерская вольногорская дивизия готовилась выдавить прорвавшихся в Виляйск велгонцев.
'Вперёд, вперёд!', читалось в глазах егерей. Враг рвётся к Белоградью, рвётся не считаясь с потерями, бросая в бой всё новые резервы. Не хотелось даже думать, что станет с Белоградьем и окружными деревнями, если велгонцы прорвутся. Все знали, что такое их оккупация. Ничего, господа велгонцы, вы найдёте здесь свой конец, каждый солдат Великой Армии, ступивший на русскую землю, в ней и станется. Мы вас не звали, так что не взыщите.
Холодный обжигающий ветер в лицо. В поле, где нет ни деревьев, ни других препятствий, он особенно свирепствовал. Налетал порывами, подымая в воздух мелкую снежную взвесь. Полк шёл по протоптанной тысячами ног дороге в стороне от расчищенной от снега рокады — шоссе Новый Изборск — Белоградье. На шоссе полно техники и пехотных колонн, на обочинах дежурят расчёты зенитных батарей, в основном скорострельные спарки сорокапятимиллиметровок, но попадались и спаренные трёхдюймовки, наводившие ужас не только на велгонских пилотов, но и на танкистов.
Ветер швырнул в лицо новую порцию снега. Масканин её почти не почувствовал, кожа успела занеметь. Он шёл впереди ротной колонны. Полк растянулся тонкой ниткой по заснеженному полю. Шли в тишине, звуки скрадывала поднявшаяся метелица. Рота, как и весь полк, полнокровная, свыше двухсот бойцов. Трёхдневный боезапас, трёхдневный сухпай, полуротные огневые группы вооружены по штату. Что ещё надо для нормальной боевой работы? Вернулись из госпиталей и отпусков ветераны, влилась из запасных полков
Егеря шли равнодушно рассматривая разломанный остов велгонского тяжёлого бомбардировщика, кажется это была новая модификация BH-19. Разбросанные куски плоскостей, разломанный фюзеляж, зарывшийся в снег нос. Оборонительные пулемёты и пушки успела поснимать шустрая махра. У изрешечённого киля угадывались тела — добитый экипаж. Пехота лётчиков не любила, уничтожала при малейшей возможности, пока никто не явился по их душу. Не помогали ни приказы, ни разъяснения. Но своих летунов пехотинцы уважали и любили, часто рискуя жизнью вытаскивали с нейтралки. Весной даже случай был, когда сбитый штурмовик до линии фронта едва дотянул, на вражеские траншеи на брюхо приземлился. Пехота бросилась пилота выручать и даже смогла траншеи захватить — настолько неожиданной атака оказалась.
Впереди был привал, короткий отдых, обед. А потом смена дерущегося в городе 205-го стрелкового полка, в котором по словам Егорова и на батальон вряд ли людей наберётся. Да уж, 205-й только вчера утром в Виляйск вступил, меняя державшуюся трое суток сводную бригаду морских стрелков.
…Вынырнувший из дыма велгонский штурмовик уронил бомбу перед с танковым эвакуатором. Взрывом тяжёлую гусеничную машину перевернуло словно пушинку. Эвакуатор моментально зачадил, никто из экипажа не выбрался. После такого не выживают. Тяжёлый ТТ-48 с разбитым двигателем беспомощно застыл. На перебитом стволе стосемимиллиметровой пушки закрутился лопнувший трос. Это была последняя 'целая' сороквосьмёрка введённого в город 3-го танкового батальона 11-й мотострелковой дивизии. Сама дивизия дралась южнее Виляйска, её танковый полк вёл манёвренную оборону. 3-й батальон погиб, но помог выбить хаконцев. Теперь Виляйск вновь штурмовала велгонская пехота. И вновь ей удалось закрепиться.
— Взво-о-од! Становись!
Это командовал прапорщик Карнаки. Его взвод построился в шеренгу во дворе антикварного магазина. О том, что разрушенное здание было магазином, говорила найденная среди битого кирпича вывеска. С винтовками на изготовку взвод застыл перед жмущейся к стене группкой пленных хаконцев. В плен их захватили ранеными. Это были вояки из батальона народных героев. То есть каратели. Прапорщик Карнаки сам вызвался командовать, он был аргивейцем и в русскую армию вступил добровольно. По каким-то неведомым причинам его после курсов направили в вольногорскую часть. В Аргивее у него погибла вся семья после визита таких вот карателей, велгонских правда, но это не имело значение. На лицах пленных не наблюдалось страха, наоборот даже, они смотрели дерзко, с вызовом. Странно однако, обычно палачи трусливы.
— Цельсь!.. Пли!!!
Залп бросил тела на стену. Карнаки подошёл к расстрелянным и выпустил обойму из 'Сичкаря' по выжившим. Сорвал с одного нагрудный Знак Отличия, сплюнул и с остервенением растоптал его каблуком. Егеря смотрели молча, все знали что это за знак. Такими награждают отличившихся в карательных операциях палачей.
— Командир! Комбат на связи!
Масканин бросился к радиостанции, натянул наушники и щёлкнул тангентой.
— Здесь Гроза-4! Гроза-4! Приём!
— Гроза-4! Это Гром! — донёсся голос Негрескула. — Крысы заняли универмаг! Срочно выдвигайся на Цветочную! Подберёшь 'Гвоздодёр'! После артналёта взять универмаг! Как меня понял?! Приём!