На задворках галактики. Книга 3
Шрифт:
Улица имени Смирнова начиналась от площади. По обе стороны от проезжей части стояли доходные трёхэтажные дома, двумя кварталами дальше размещались особняки. Брыльнёв прошёлся к дому #6 и позвонил в подъездную дверь. После звукового сигнала кашлянул и сказал:
– Я в пятую квартиру.
– Секундочку… – ответила консьержка, сверяясь с журналом. И видимо, найдя пометку в записях сменщицы, удостоверилась, что проживающая в пятой квартире госпожа Бакушинская распорядилась впустить к ней гостя. – Проходите.
Щёлкнул замок. Подполковник открыл дверь и вошёл в парадную. Консьержка, дама лет за шестьдесят, строго оглядела его и, сделав пометку в журнале, стянула с носа очки. Кивнув
На третьем этаже, как и во всём подъезде, было всего две квартиры. Он дёрнул за шнурок звонка и машинально оправился, что на армейском языке означало устранение мелких недочётов в ношении военной формы. Ждать пришлось примерно минуту.
Дверь хозяйка открыла собственноручно. К этому часу домработница уже давно ушла, нанимаемая не только для наведения порядка в восьми комнатах, но и в качестве прислуги. Надо отметить, госпожа Бакушинская периодически испытывала проблемы с домработницами: во-первых, не каждая женщина была согласна зарабатывать таким способом, многие на подобного рода объявления в газетах острили насчёт длинных ногтей и белоручек; во-вторых, скверный характер хозяйки рано или поздно доводил до конфликта.
– О, моя прелестница! – улыбаясь, раскрыл объятия Брыльнёв и искренне добавил: – Ты сегодня неотразима!
Он шагнул за порог и припал губами к подставленной щеке. Букет хозяйка взяла с улыбкой и, закрыв дверь, скрылась в гостиной. Подполковник быстро и привычно повесил на вешалку фуражку и шарфик, следом накинул на крючок шинель и переобулся в домашние тапочки, заготовленные специально для него.
– Котик! – позвала она из гостиной. – Что ты там так долго делаешь? Хочешь, чтобы я умерла от скуки?
– Помилуй, как можно дать тебе умереть?! – ответил он, входя в комнату. – Только скажи и я сделаю это сам!
– Ах, котик, – улыбнулась она, дёрнув кокетливо плечиком, – из нас двоих играть умею только я. Лучше обойдёмся без лишних слов.
– Намёк понял. Где бутылка? Ах… чёрт, опять шампанское…
– Ну что ты за солдафон? Мог бы и не чертыхаться.
Он смерил её тяжёлым взглядом, одновременно открывая бутылку. Своё неудовольствие прозвучавшим словом "солдафон" он подавил с хлопком откупоренной пробки.
– Ну, Элизабет, – назвал он её (потакая её же придури) на латинизированный манер, почему-то именно так она любила, чтобы её называли в близком кругу, – за тебя! За твои успехи в новом сезоне!
– Спасибо, – хозяйка благосклонно улыбнулась.
Они чокнулись и осушили бокалы до дна. Её тонкие пальчики вытянули из фруктовницы дольку арагонского ананаса и при этом движении пеньюар невзначай сполз с плечика, обнажив правую грудь. Поправлять пеньюар она не стала и лишь поддразнила внимание любовника, заложив ножку на ножку, отчего её бёдра на мгновение открылись по самые ягодицы. Элизабет томно вздохнула и, стрельнув глазками, медленно лизнула дольку ананаса. А затем провела ею по губам и не спеша откусила. Кровь ударила подполковнику в голову, эти её штучки действовали на него безотказно. И когда она потянулась к нему, призывно открыв ротик, он невольно скосил глаза по скользнувшему вниз пеньюару и полностью обнажившимся грудям с затвердевшими сосками. Запах духов дурманил его разум и он уже чувствовал как сильно жмут брюки в паху.
…На широкой кровати с балдахином, в спальне, освещённой неярким светом, она позволяла ему делать с собою всё, что он хочет. В их играх не существовало запретов и она весь прошедший год шаг за шагом ломала преграды, преподнося своё оружие так, чтобы он думал будто это он даёт волю своим фантазиям, о которых раньше и не помышлял. Её оружие –
Теперь – пора, решила Элизабет, позволив ему извергнуть семя. Этот индюк, которого она не уставала ласково называть Котиком, начал задыхаться от накатившей на него волны удовольствия. Он как всегда застонал и именно этого момента Элизабет ждала. Всё ещё сжимая губами его ствол, она вошла в его раскрывшийся, словно цветок на солнце, разум. И в эти мгновения не осталось ни одной преграды, куда бы нельзя было проникнуть. И она проникла, мягко и властно. И незаметно для него.
На секунду лицо Элизабет стёрло маску сладострастия. Этой секунды хватило чтобы оценить извлечённую информацию. Спина её напряглась, по телу пробежала дрожь. Ещё через две секунды она томно улыбнулась и встряхнула головой.
– Элизабет… – прошептал он. – Ты бесподобна…
– Правда, Котик? – мурлыкнула она.
– Правда…
– Отдыхай, дорогой, а я в ванную сбегаю. Ты же не любишь, когда я тебя целую после этого…
Элизабет ухмыльнулась, вспомнив одну из их первых ночей, когда он блеванул при её попытке поцеловать его после миньета.
– Я скоро, Котик…
Он счастливо улыбнулся и не отрывал от не глаз, пока Элизабет не вышла из спальни.
Первым делом она начала наполнять ванну из заранее подогретого водяного бака. Пока ванна набиралась, почистила над умывальником зубы ароматизированным порошком и долго рассматривала своё лицо в зеркале. Тридцать лет, а на гладкой коже уже обозначились морщинки, которые не скрыть никаким гримом. Её сверстницы из местных стареют гораздо медленней. За всё надо платить, сказали ей когда-то и она платила. Платила многим и прежде всего – здоровьем. Три операции по женской линии – её расплата за роль роковой женщины. Нет, даже не роль, ведь то, что отвечает её нутру, ролью не назовёшь. И словно ответ на её мысли, внизу живота предательски закололо. Она вытерпела укол боли и, сцепив зубы, полезла в ванну. В последние время боль приходила всё чаще, надо не откладывая на потом обследоваться и ложиться под скальпель, чтобы хирург вырезал очередную кисту или фиброму и долго впоследствии судачил с коллегами, что это впервые в его богатой практике. Был бы выбор, она легла бы на операцию в любой другой стране, как ложилась в первые два раза. Но выбора сейчас не было. Её место до конца войны здесь – в Светлоярске.
От тепла воды по телу разлилась успокаивающая нега. Элизабет закрыла глаза и сосредоточилась на послании. Этот самодовольный индюк Брыльнёв был в её игре всего лишь носителем или вернее переносчиком информации. Само собой разумеется, подполковник об этом совершенно не догадывается, а играть с ним в открытую значит загубить всё на корню. Каким бы мудаком он ни был, но свою страну он не продаст, в этом Элизабет успела удостовериться в первый же месяц их романа. Сам он считает, что именно его инициатива послужила началу их отношений. Что ж, пусть думает так и дальше. Брыльнёва она подметила давно, он идеально подходил для избранной ею для него роли. Холост, замкнут, падок на женщин и при этом с ними же неудачлив. Но главное, он крепко окопался в Генштабе и часто по службе общается с источником. Что касается самого источника, то он, как и Брыльнёв, подполковник, но служит в Оперативном Отделе. Разрабатывала его внедрение не Элизабет, он ещё задолго до войны вступил в армию Новороссии, начав свой путь с юнкеров. И кроме общей цели их объединяло одно важное обстоятельство: в них текла толика одной крови. И кровь эта не красного цвета.