На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
Скрывавшийся за дверью зал не имел строгих функциональных признаков. Помещение можно было назвать как залом для совещаний, так и обеденным, да и залом для отдыха тоже — настолько в нём всё было, с одной стороны, обезличено, а с другой, намешано. Добротный бильярдный стол в дальнем конце соседствовал с миниатюрной оранжереей. Рядом с ней размещался раскладной диванчик, на котором Фабрегас, бывало, забавлялся с проститутками или падкими на халяву любительницами. По центру располагался настоящий министерский стол, обставленный со всех сторон явно некогда музейными стульями с высокими спинками из резного дерева. Даже следы инкрустации на спинках сохранились. На одной стороне стола лежала груда канцелярских папок, и тонких, и разбухших от бумажной начинки.
— Так вот вы какой, господин Корф, — вежливо, по собственному представлению, сказал Фабрегас, рассматривая гостя.
Краснов кивнул и, в свою очередь, тоже принялся изучать хозяина. В облике Фабрегаса он не нашёл ничего выдающегося. Стянутые в косичку чуть вьющиеся чёрные волосы, длинный и мясистый нос, который прямо таки хотелось назвать шнобелем, выпученные неподвижные глаза. И все это на худом заострённом лице. До этого момента, Пётр Викторович представлял этого преступного князька этаким толстяком. Но Фабрегас оказался худощавым, в чём, наверное, была виновата давняя плохо залеченная язва. Из–за худобы, дорогой деловой костюм смотрелся на нём мешковато и из–за этого, видать, он был расстёгнут на все пуговицы, да и ворот шёлковой рубашки, не отягощённый бабочкой или шнуроподобным галстуком, был широко распахнут.
— При нём был "Ситч–кар", — доложил громила, выкладывая перед боссом пистолет, название которого он не мог правильно выговорить. Вообще "Сичкарь" для коренного сокарца был словом почти непроизносимым.
Одним небрежным жестом телохранитель был отправлен к двери. Краснов же, не дожидаясь приглашения (да и поступило бы оно — это приглашение?), уселся на стул, незаметно при этом активировав "нюхач" в режиме подавления. Его продолжала досаждать "таблетка" – миниатюрный приёмопередатчик, прикреплённый к правому верхнему клыку. С "таблеткой", активированной ещё в "Адлоне" перед вызовом такси, он до сих пор не освоился, не психологически конечно, просто она создавала во рту дискомфорт, язык то и дело норовил по собственной воле отковырять её. С помощью приёмопередатчика, всё что слышал и говорил его обладатель, фиксировалось на "Реликте", и в то же время капитан мог передать любое сообщение, которое по внутрикостным колебаниям достигало среднего уха и создавало слуховой эффект. Кроме Краснова, такие же "таблетки" имелись и у остальных членов группы. Только вот работать они могли непосредственно в фокусе прямого облучения узколокализованной зоны, как сейчас, например, в зоне вокруг "Фунта счастья". Технические ограничения с "таблетками", пожалуй были самыми жёсткими, с которыми группа столкнулась на Темискире. На порядок лучше дело обстояло с переговорниками, которые по идеи должны были быть спутниковыми. Но в этом мире отсутствовала развитая сеть необходимых ретрансляторов, отсутствовали спутники, да и много чего ещё отсутствовало. Поэтому переговорники вместо спутников использовали "Реликт", не очень–то приспособленный к такому виду связи. А капитан Еронцев зачастую исполнял роль телефонистки из какой–нибудь темискирской АТС.
То, что гость бесцеремонно расселся напротив, Фабрегаса ничуть не тронуло. Всё–таки не шпана из подворотни. Фабрегас спокойно подгрёб к себе чужой пистолет, для виду повертел его и отложил в сторону.
— Вы оказались благоразумны, господин Корф. Или как вас там?
— Я всегда благоразумен.
— Это радует. Хотите что–нибудь выпить? У меня тут не плохой выбор.
— Спасибо, нет. Спиртное мне сейчас ни к чему.
— Хорошо. Тогда давайте сразу приступим к обсуждению нашего соглашения. Краснов слегка улыбнулся и поудобней устроился на стуле.
— Разве я сказал что–то смешное? — со скрытой угрозой процедил Фабрегас.
— Нет. Просто мне интересно, что вы можете предложить.
— Многое. Вплоть до технического обеспечения вашей новой экспедиции. Кроме того, я готов оставить за вами некоторую степень свободы действий.
—
— Естественно. Только я не люблю, когда в отношении меня иронизируют.
— А я не люблю, когда мне так нагло навязывают условия.
Фабрегас моргнул и с шумом выдохнул через нос. А на лице его проступил багрянец. В нём без труда читалось жгучее желание схватить не весть что возомнившего о себе старика за волосы (или за уши — за коротенький ёжик не очень–то ухватишься) и пару–тройку раз стукнуть лбом о стол. В его воображении прямо таки предстала эта картина во всей своей красе. Но неожиданно воображаемая картина сменилась другой — как его самого плющат мордой об стол. И вот, с усилием подавляемый порыв, сошёл на нет. Ошарашенный Фабрегас сдержался. Глядишь — уже и ноздри его перестали раздуваться.
— Скажите, — произнёс он поддельно мягким голосом, — а кого вы представляете?
Где–то внутри Краснов порадовался своей маленькой победе, для которой и усилий–то особенных не потребовалось, благодаря бурлившим в котле черепной коробки эмоциям Канальи.
— Ах, вот, что вас терзало все эти недели? — ответствовал Пётр Викторович с лёгкой издёвкой. — Не стоит ли за мной кто–то, кто вам не по зубам? А может я, как говорят в Фалонте, вольная птица, а? Хотя нет, в это вы не поверите, поскольку способны осмыслить уровень организации экспедиции в запретные территории. Так кто же я, по–вашему? Подставной кладоискатель? Тот самый крючок, с помощью которого коварные фараоны мечтают упрятать вас за решётку? Но, право, не серьёзно же как–то пытаться потопить вас на нелегальной платине. По местным законам, тут и криминал–то едва ли есть. Вопросы–вопросы. Одни вопросы. А ответов у вас нет.
Краснов ухмыльнулся, наблюдая, как у Фабрегаса начинает набирать обороты бешенство, и продолжил:
— Да, ответов у вас до сих пор нет. В полиции, на том уровне, который вам доступен, вы ничего про меня не узнали. Ни с одной из фалонтских группировок я, по вашим сведениям, не связан. Так что, насколько видится лично мне, у вас остаются лишь два более–менее логичных вывода. Первый — я как–то связан с СМБ. Но право же, вы для них фигура из другой плоскости, да и мелковатая фигура, чтобы мараться, возясь с вами. Для эмбэшников гораздо интересней и привычней выявлять "коварных и подлых" ютонских шпионов и их пособников. Поэтому, этот вариант мы отбросим. Второй вариант — я один из удачливых расхитителей древних ценностей, по каким–то своим причинам решивший осесть в Фалонте. А раз так, тогда я заведомо нахожусь в невыгодном положении и буду только рад найти чьё–то покровительство. А если вдруг я с гонором окажусь, то всегда есть отлаженные способы моего вразумления… Надеюсь, я близко к истине описал ход ваших умозаключений?
Фабрегаса прорвало. Вскочив, он навис над столом. Он учащенно дышал. Он уставился немигающим, полным бешенства, взглядом в глаза Краснову. Последовавшие за тем слова, он просто выплёвывал:
— Ты!!! Скажи мне, ты сумасшедший?!! Кого ты из себя корчишь?!! — он чуть не поперхнулся и задышав более ровно, перешёл на родной язык: — El cretino!!!
— Ой, только не надо изображать арагонский темперамент. Ты что думаешь, на меня подействует твой припадок?
— Ты и в самом деле слаб на голову? Ты же отсюда не выйдешь! Неужели я, по–твоему, способен отдать "золотую утку" кому–то другому?
— Это арагонский фольклор? Ценю. Только вот в своих планах, дорогой Леонель, ты допустил одну ошибку. Я тебе не "золотая утка". Ни тебе, ни кому–то другому. Ты и тебе подобные мне и на хер не нужны. А пришёл я к тебе сюда, чтобы устранить проблему. Мало того, что ты пустил за мной глаза, что само по себе привлекло ко мне ненужное внимание, так ещё вокруг меня начали появляться трупы.
— Трупы будут всегда, если кто–то зарится на чужое!
— Да-а, вижу, и на меня ты уже смотришь как на труп. Но неужели я, по–твоему, такой идиот, что позволив отобрать у себя оружие, я не позаботился о безопасности?