На заре земли русской
Шрифт:
– Прости, Всеслав, – с трудом произнёс он, берясь одной рукой за дверной косяк. Не привык князь Всеволод приносить извинения, оттого трудно ему дались эти слова. – Неправ я был тогда. Обязан тебе буду.
Князь полоцкий лишь рукою махнул. Хотел он пожелать младшему Ярославичу божьей милости на дорогу, да не смог, застыло доброе слово на губах его, всё-таки не был Всеволод другом его. Пока князь не переменил своё решение, Всеволод поспешно ретировался. Через несколько минут из окна Всеслав увидел, как вылетел за ворота всадник и скрылся за поворотом, взметнув за собою тучу дорожной пыли.
Дождавшись,
Злата всегда встречала его с улыбкой и, когда он справлялся о здоровье Димитрия, отвечала всякий раз по-разному. Сегодня, судя по светящимся глазам и волнении, не ускользнувшим от Всеслава, девушке не терпелось что-то рассказать ему, – что-то хорошее, раз такая радость пронизывала всё её существо.
– Ему лучше, – наконец молвила Злата, тут же украдкою заглядывая в лицо Всеславу. – Мы говорили с ним поутру. Всё тебя вспоминает, отчего ты не был давеча?
Не отвечая, князь нахмурился. Он понимал, что радость будет недолгой, как, впрочем, и всё хорошее, потому что надо было ему ненадолго, надеялся он, покинуть Полоцк и снова расстаться, пусть и на время, с дорогими ему людьми. Пока что он никому об этом не говорил, кроме своего старшего дружинника Радомира, но тот то ли не понял, то ли не принял всерьёз разговора.
Что-то дрогнуло в сердце у Всеслава, какая-то тоненькая струна натянулась, когда увидел он Димитрия, живого и почти здорового. И тот, улыбаясь, протянул руку ему, всё так же стыдясь своего положения. Димитрий был разговорчив, всё расспрашивал о городских делах, о Всеволоде, о Радомире и Светланке. Узнав, что Всеслав отпустил с миром Переяславского, задохнулся от возмущения, приподнялся на постели, но Злата жестом велела ему опуститься обратно и успокоиться.
– Как? – воскликнул Димитрий. – Он же предатель! И не боишься ты, что он забудет твоё добро?
– Не нужна мне его память, – нахмурился Всеслав. – Забудет, и ладно. Главное, чтобы клятвы своей не нарушал, не то придётся ему не передо мной ответ держать, а перед богом!
Он решил не говорить Димитрию о том, что им скоро сызнова расставаться. В присланной грамоте, зачитанной чуть ли не до дыр, не было указано, с какой целью требует его приезда Киевский. быть может, ему нужна его дружина для защиты окрестностей, если опять нападают на землю Киевскую степняки-половцы. Но не исключено, что для чего-то другого, Всеслав не знал, для чего, а поговорить об этом было не с кем, расспросить некого. Чтобы не возвращаться к этой теме, он, поднявшись с предложенного ему стула, как будто ненароком коснулся руки Златы и попросил её выйти за ним.
Двери в доме были низкие, Всеслав, выходя из горницы, задел головой притолоку, и сзади до него донёсся тихий смешок, тут же так забавно превращённый в кашель. Он сделал вид, что не обратил на это внимания – за свою неловкость сам виноват.
– Как мне благодарить тебя? – спросил князь, когда они вдвоём оказались на улице. – Ты сделала больше, чем просто спасла его. Скажи, чего ты хочешь?
Злата молчала, опустив голову и стиснув руки замком перед собою. Всеслав осторожно взял её за плечо, заставил повернуться к себе и приподнял её подбородок, вглядываясь в лицо, – как в самую первую их встречу.
– Ну?
Улыбка тронула губы девушки, какой-то хитрый огонёк зажёгся в её карих глазах, на щеках расцвёл алый румянец.
– Поцелуй меня! – прошептала она и тут же, словно испугавшись сказанного, опустила взор.
Кровь прилила к лицу Всеслава, он почувствовал, как сердце бьётся быстрее. Странно ему это было, никогда раньше он ни к кому не привязывался, никого не любил, и самое удивительное для него было то, что у Златы, кажется, были к нему ответные чувства.
Когда человеку нужно сделать или решить что-то очень важное, он либо долго раздумывает, а потом теряет самую суть, либо бросается в омут головой, а в конце сожалеет о своей горячности, своей недальновидности.
Всеслав взял Злату за плечи и, прикрыв глаза, наклонился к ней. Сердце рванулось, словно птица, запертая в клетку, и на мгновение остановилось, а потом застучало с такой быстротой, словно хотело выпрыгнуть. Всеслав чувствовал щекой волосы Златы, губами – каждую трещинку её губ. От неё пахло чем-то таким родным и знакомым – тёплым хлебом, скошенной травой и ещё чем-то неуловимо-тонким и приятным. Пальцы его коснулись длинных, мягких волос девушки, и она слегка запрокинула голову, всё ещё не открывая глаз. Эта тихая нежность, так неожиданно возникшая между Всеславом и Златой, захлестнула волной обоих. Забыв обо всём на свете, они знали о существовании только друг друга, и Злата, задыхаясь от счастья, поддавалась немного скованным, но от того не менее нежным ласкам человека, от одного воспоминания о котором всё переворачивалось у неё внутри. Когда они отстранились друг от друга, Всеслав заметил на щеках девушки мокрые дорожки.
– Ты чего? – встревоженно спросил он, заглядывая её в глаза. Злата улыбнулась сквозь слёзы, не отвечая, прижалась к его груди, и долго они ещё стояли, пытаясь успокоиться, унять биение сердца и поднятые из самой глубины души чувства. Всеслав медленно проводил рукой по волосам девушки, ещё раз коснулся губами её лба, на секунду задумавшись, правильно ли они поступают, правильно ли они поступают, но сомнения отмела вера – если случилось, значит, так сам Бог велел...
– Ты только не покидай меня, – проговорила Злата, снова встречаясь с князем взглядом, и он вдруг вспомнил, что никому не сказал о предстоящей поездке в Киев.
– Я должен уехать, – тихо ответил он и, видя, как печаль проскользнула в глазах девушки, добавил:
– Быть может, ненадолго. Киевский вызывает меня, зачем – не ведаю.
– Я буду ждать тебя, – вздохнула Злата, тихонько сжала руку Всеслава и, больше уж ничего не сказав, убежала в дом.
Небо, серое с утра, помрачнело ещё больше и затянулось тучами беспросветно. Купола Софии Полоцкой, видные горожанам, почитай, отовсюду, не горели золотым сиянием, не ловили солнечные лучи. Ветер гнал по посеревшему небосводу рваные лохмотья облаков, срывал листья с деревьев, кружил пыль на дороге. Погода портилась, и Всеслав решил не откладывать поездку, пока природа не взбунтовалась совершенно.