На заре земли русской
Шрифт:
– Но ведь это ложь, – изумился Димитрий. Отец Филипп пожал плечами.
– Всякая ложь имеет долю правды…
– Тебе виднее, святой отец, – вздохнул юноша. Он очень стосковался по Злате, очень хотел увидеться с ней, но из-за сложившейся ситуации у него не было возможности. Ещё раз поблагодарив Филиппа, он отошёл за одну из колонн прямо напротив алтаря, так, чтобы было видно всё происходящее.
Сговор проходил в храме. Отец Филипп привычно стоял у алтаря, и на груди его поблёскивал тяжёлый золотой крест. Пришедший вскоре после Димитрия Мстислав Изяславич стоял подле него и то и дело с нетерпением поглядывал
– Я ведь сказывал, душа моя, что на роду нам написано быть вместе, – произнёс Мстислав, взяв руку Златы и касаясь губами её пальцев. Ладони девушки были холодны, точно лёд, она сама была близка к тому, чтобы лишиться чувств. Когда по напоминанию отца она, не проронив ни слова, сняла платок, все, кто стоял подле, ахнули. Мстислав поражённо смотрел на остриженные волосы девушки, которых не хватало на длинное красивое плетение.
– Ладно… Бог с ней, с косой, – вымолвил он наконец, видя всеобщее смущение и отпуская руку Златы. Обычай не был исполнен – дурной знак.
– Ведомо ли тебе, Мстислав Изяславич, что неверующая она? – спросил вдруг Филипп, сохраняя совершенное спокойствие. Сказав так, он перевёл взгляд на удивлённую Злату и едва заметно кивнул ей, давая понять, что так нужно. На мгновение встретившись с его тёплым взглядом, она вновь опустила глаза. Мстислав поражённо молчал. Димитрий внутренне содрогнулся – то ли от холода колонны, к которой прислонился спиной, то ли от волнения, и ждал, что он сейчас откажется от брака, скажет, что не станет жить с девушкой иной веры...
– Вот как, святой отец, – наконец протянул Мстислав, чуть отступая от алтаря. В храме повисла напряжённая тишина. Димитрию показалось, что он даже перестал дышать. В голосе княжича послышалась усмешка. – А мне показалось, что она крестик православный носит, али я неправ?
Из складок плаща появилась рука Мстислава. Он раскрыл ладонь – Димитрий пригляделся, немного высунувшись из своего укрытия – на ней лежал маленький серебряный крестик на порванной чёрной нити, тот самый, который княжич так и не вернул девушке. В глазах у Златы потемнело, она почувствовала, как сердце быстро забилось. Чьи-то сильные руки успели подхватить её в последний момент.
Придя в себя, Злата обнаружила, что лежит в своей горнице. Дневной свет неприятно бил в глаза, и девушка прикрыла их. Неожиданно внимание её привлекли голоса, один из которых принадлежал Дарине, а другой – Мстиславу, последнему человеку, которого она хотела бы сейчас видеть. Несмотря на протесты Дарины, Мстислав вошёл и плотно притворил за собою дверь. Злата сомкнула веки, притворившись спящей, но он догадался. Неторопливо подошёл, опустился на край её постели и взял прохладную руку девушки в свою. Сопротивляться не было сил, перед глазами Златы всё ещё стояла темнота.
– Солнышко моё, душа моя, – ласково, с заискивающими нотками в голосе начал молодой княжич, поглаживая ладонь девушки. – Мне всё равно, православная ли ты, поганому ли молишься, – да вот теперь я не поверю ни за что, что ему!
– Не гневи Бога, не надо, – прошептала Злата, осторожно высвобождая руку. – Не быть мне твоею. Воротится князь Всеслав, дождусь я его.
– Так вот кто люб тебе, – тихо промолвил Мстислав, поднимаясь. Злата поднялась вслед за ним, не желая казаться беспомощной и слабой. А он, казалось, готов, подобно Перуну, метать громы и молнии. Девушка, догадавшаяся, что раскрыла тайну свою, выглядела смущённой, но Мстислав этого не замечал. Гнев полыхал в нём ярким пламенем, заглушая все остальные чувства. Он прошёлся от постели до красного угла и обратно, бормоча проклятия, и внезапно остановился, почти совершенно успокоившийся. Встал посреди горницы, скрестив руки на груди.
– Не воротится твой князь, – сказал он уже гораздо тише, исподлобья поглядев на Злату.
– Это ещё почему? – тонкие тёмные бровки девушки сошлись у переносицы, отчего взгляд карих глаз, тёплый, бархатный, вмиг стал пристально-холодным.
– Погиб он, – совсем уж тихо бросил Мстислав.
Испуганный вскрик сорвался с уст Златы. Обернувшись к ней, Мстислав увидел, что она побелела, как полотно, страх зажёгся в глубине тёмных глаз.
– Скажи, что солгал ты, – едва слышно произнесла Злата, привычно поднесла руки к груди, но, не найдя крестика, просто сжала их замком перед собою. – Ведь все бы проведали о том!
– Да кому это надо? – зло выплюнул княжич, сощурившись. – Кто бы узнал? Батька твой? Так за меня он. Сотник ваш, Радомир? Меж двух сторон мечется, что заяц загнанный, не знает, кому крест целовать. Кто?
Закрыв глаза, Злата безвольно опустила руки. С тёмных ресниц сорвалась слеза, сползла по щеке и растаяла на губах. Мстислав круто развернулся и вышел, оставив девушку одну, но одиночество её не затянулось: вслед за Мстиславом вошёл отец. Радость его казалось напускной, – уж больно весел и спокоен он был. Обнял дочь, провёл жёсткой рукою по тёмным локонам, поцеловал в макушку.
– Ну, слава богу, – громко сказал он, не выпуская девушку из объятий. – На всё воля Божья. Хорошим он тебе мужем станет, ладным.
– Отец, скажи мне правду, – взмолилась Злата вновь взглянув на боярина. – Жив ли князь наш, Всеслав? Где он, что с ним?
– Известно где, в порубе киевском, – нахмурился Крутослав, отстраняя дочь от себя. – А жив иль нет, про то не ведаю. Да навряд ли – воротился бы уж давно, коли жив был.
Злата отвернулась, стирая слёзы рукавом. И всё-таки ей не хотелось верить в сказанное. Она обещалась Всеславу ждать его, когда последний раз простились они, – и будет ждать, Господь поможет. Если же правда то, что сказал ей Мстислав и подтвердил отец… ей и думать не хотелось.
– А ты собирайся, – вдруг молвил боярин. – С женихом своим в Киев стольный поедешь. Справите жизнь свою в столице, всё лучше, чем по уделам…
– Только не за него! – воскликнула девушка, схватив отца за руку и заглядывая в глаза ему. Он был суров, ничто нельзя было прочесть по мрачному, замкнувшемуся лицу. – В монастырь уйду!
– Я тебе покажу монастырь, – пригрозил Крутослав. – Соберёшься да на двор спускайся. А про князя забудь. Не век же горевать по нему.
– Откуда тебе ведомо? – ахнула Злата. Кроме Димитрия, никто не знал и даже, верно, не догадывался о любви её, а тут отец об этом заговорил.